Владимир Михановский - Случайные помехи
– Корабль мог нагнать его в пути за счет повышенного ускорения. И никакой мистики!
– Логическую цепь ты строить умеешь, в этом тебе не откажешь. Но не все так просто. Неужели ты думаешь, что мы в совете не отрабатывали все мыслимые версии? Не будь ребенком.
– Ну, договаривай. Он что, неизлечимо болен?
– А, теперь я могу сказать тебе все, – махнула рукой Женевьева. – Может быть, завтра – его последний день.
– Последний день? – переспросила Зоя. – Что это значит? Сергею стало хуже? Но ты же сама говорила, что его дела пошли на поправку. Ну, говори, говори же. Он неизлечим, да?
– Дело в том, – медленно произнесла Женевьева, – что операцию Сергею делал не человек.
– Не человек? – переспросила Зоя потрясенно. – Не может быть!
– Это установлено точно.
– Но кто же тогда?
– В этом весь вопрос. Надрез идеально прямой, как отрезок светового луча. Ни один хирург в мире, самый искусный, не сделает такой надрез. И шов наложен не человеческой рукой… Говорю тебе как медик.
– Чудовищно, – прошептала Зоя, опустив голову. – Но ты ведь слышала мой разговор с ним! Это была разумная беседа, он все помнит и может ответить на любой вопрос…
– Ишопланетяне могли переписать всю информацию головного мозга Сергея на его двойник. Большинство совета склоняется к этой точке зрения.
– А ты? Что ты об этом думаешь? – спросила Зоя, в упор посмотрев на Женевьеву.
– Видишь ли, Зоя… До недавнего времени я склонялась к мнению большинства.
– А теперь?
– Теперь я так не считаю.
– У тебя появились новые данные?
– Этот же вопрос задал мне вчера Макгрегор. Нет у меня новых данных. – Женевьева все еще крутила в руках грифельную доску. – Я просто поверила всем своим существом, что это, – кивнула она за перегородку, – подлинный капитан Торопец.
– Так скажи об этом завтра на совете! – воскликнула Зоя, и глаза ее блеснули.
– Скажу, можешь не сомневаться. Но это будет один голос. Один-единственный. А судьба капитана будет решаться большинством. Так повелось исстари, и это справедливо.
– Значит, Сергея уничтожат. Никаких шансов… – прошептала Зоя.
– Есть одна возможность, – неожиданно произнесла Женевьева.
Зоя посмотрела на нее с надеждой.
– Помочь Сергею можешь только ты.
– Я?
– Именно ты.
– Я на все готова. – Зоя в нетерпении переступила с ноги на ногу. – Говори, что нужно делать?
– Ты должна убедить членов совета, что это – подлинный капитан Торопец.
– Как это сделать?
– Выступи на заседании, – сказала Женевьева. – Ты обладаешь силой убеждения, я на себе убедилась.
– Но ведь последнее заседание закрытое. Как я проникну туда?
– Это я возьму на себя, – тряхнула головой Женевьева. – Я и так уже… – не договорив, она махнула рукой.
– Но что я должна говорить?
– Не знаю. Придумай сама. Делай что хочешь, но ты должна переубедить их, доказать свою… нашу правоту.
– Сначала я должна выслушать их доводы.
– Верно. – Женевьева подумала. – Сделаем так. Я тебя спрячу, ты выслушаешь заключительное слово каждого, а в подходящий момент выйдешь к микрофону.
– Меня лишат слова.
– Не посмеют.
Обе, не сговариваясь, посмотрели на неподвижную фигуру в глубине контейнера.
– Жаль, конечно, что разговор у вас сегодня получился слишком короткий, – произнесла Женевьева. – Но он весь записан на автофиксатор.
– И ты возьмешь с собой запись?
– Конечно.
– И будешь демонстрировать ее?
– Если понадобится.
– Нехорошо… Там глубоко личные вещи, – потупилась Зоя.
Женевьева покачала головой:
– У вас с Сергеем нет теперь ничего личного. Вы оба принадлежите всему человечеству. Оба войдете в историю.
– Мне страшно, – негромко сказала Зоя. – Будто поднялась на высокую вершину, а под ногами – пропасть. Послушай, а как ты проведешь меня на совет?
– Есть одна идея. Она покажется тебе слишком безумной. Хотя Нильс Бор полагал, что именно такая сумасшедшинка – залог того, что идея справедлива. Придешь сюда ко мне утром, попробуем реализовать мой замысел. Пойдем, я провожу тебя.
Когда они на ленте двигались к выходу из медцентра, у Зои Алексеевны мелькнула неожиданная мысль, но она решила обдумать ее самостоятельно дома, прежде чем изложить Женевьеве.
– У меня совсем не осталось сил, – пожаловалась Зоя, когда они прощались. – Не знаю, как живу.
Женевьева сунула руку в карман, достала потертый видеопатрон и протянула его Зое.
– Что это?
– Удивительная штука. Видеозапись великой гимнастки. Жаль, теперь она сошла со сцены, но когда-то блистала. Здесь записана ее программа. Разумеется, не самая сложная. Удивительная гармония и пластика! Когда я совсем выдыхаюсь, то включаю этот патрон и любуюсь спортсменкой, а потом стараюсь хоть что-то воспроизвести. И тебе советую.
– Попробую. – Зоя спрятала видеопатрон. – А как зовут эту гимнастку?
– Рита Рен.
– Знаю, – кивнула, оживившись, Зоя. – Мы видели с Сергеем ее программу на Луне. Он даже, кажется, был с ней знаком.
Назавтра с рассветом так и не уснувшая в эту ночь Зоя Алексеевна была в медицинском центре.
Белковые, выпускаемые Зеленым городком, обладали способностью в случае необходимости замереть, став неподвижнее статуи. Именно такой застывший белковый манипулятор стоял теперь перед Женевьевой, подчинившись ее команде. Он служил Лагранж чем-то вроде образчика, модели. Рядом с ним стояла Зоя, они были почти одного роста, только белковый помассивнее, пошире в плечах.
В узкой комнатке, где содержались кислородные баллоны, а также лекарственные препараты и экстракты, они были одни, тем не менее Женевьева плотно прикрыла дверь. «Чтобы не было никакой утечки информации», – сказала она.
В тесном помещении одуряюще пахло какими-то экзотическими травами, растениями с далеких планет. Дурманящий аромат испускали плоды трабо, несмотря на герметическую упаковку. У Зои Алексеевны с непривычки закружилась голова, и она присела на узкую кушетку, застеленную хрустящей клеенкой.
– Нет уж, встань, голубушка, – подняла ее Женевьева. – Так мне легче будет работать.
Она критически оглядела обе фигуры, стоящие перед нею. Затем придвинула поближе никелированный цилиндр, стоящий вертикально. Это был прибывший на днях контейнер с новым биопластиком – гордостью ученых Зеленого городка. Первую партию они прислали, конечно, в клинику Женевьевы Лагранж. Едва Женевьева отвинтила крышку, из биомассы, словно живые, поднялись языки, колеблющиеся в воздухе. Зойка, не сдержавшись, вскрикнула.
– Не бойся, – успокоила ее Женевьева. – Нормальное поведение биоплазмы. Это – как бы грань между живым и неживым, а точнее – стыковка живого и неживого, – добавила она, разглядывая субстанцию, которая ни одного мгновения не желала находиться в покое.
