Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы
Никатха испустил долгий гортанный клич, и отовсюду, из-за камней и скал, поднялись коренастые фигуры в плащах из волчьих шкур. Одни держали луки и пращи, другие - связки дротиков, третьи - копья, молоты и каменные секиры, излюбленное оружие пиктов. Людей было сотни полторы, не меньше, и Конан почувствовал, как волосы его зашевелились под железным обручем Дайомы. Он покосился на своих спутников. Черты Идрайна казались безмятежно-спокойными, но лицо Зийны помертвело. Она, вероятно, уже прощалась со своим цветущим Пуантеном и виноградниками на берегу Алиманы.
- Я вижу много крыс, - вымолвил Конан, - но среди них нет пса, унюхавшего мой след. Где он? Где этот друид Зартрикс, который привел вас сюда?
- Все в свое время, киммериец, все в свое время, - Никатха важно огладил бороду. - Итак, наши друиды почуяли злое колдовство, и Деканаватха, великий вождь, повелел нагнать вас и подвергнуть испытанию.
- Какому еще испытанию? Сунуть в костер? Привязать к столбу пыток посреди селения? Или подвесить вниз головой где-нибудь в роще?
- В священных рощах висят жертвы богам, киммериец. Клянусь великим Гуллом и прародителем нашим Семитхой, это высокая честь, которой достойны лишь храбрейшие из наших врагов. Что же касается колдовства, то с ним дело будет иметь мудрый Зартрикс, и как он порешит, так и станется. Те из вас, кто чисты, повиснут в роще, а злого демона искоренит наш жрец. Искоренит божественным огнем!
- По мне, что висеть, что гореть, все едино, - пробормотал Конан, оглядывая ряды пиктских воинов. - И лучше я приму смерть от стрелы и секиры, чем от веревки и пламени костра. Будем сражаться, бородатый пень!
Он выхватил меч и кивнул Идрайну. Зийна тоже обнажила оружие. Лицо девушки все еще казалось застывшим, во в глазах вспыхнул боевой огонь. В чем-то пуантенцы напоминали пиктов: они тоже никогда не отступали перед врагом и не боялись смерти.
- Вперед! - скомандовал Конан своему маленькому отряду. - Сначала возьмем этих!
Шагнув к ближайшей группе пиктов, он поднял было меч, но тут над скалами раскатился глубокий мощный голос - не голос даже, а глас, достойный бессмертного бога:
- Остановись, киммериец! Остановись, во имя Могильных Курганов твоего Крона! Остановись, если не хочешь лишиться жизни и достойного погребения!
В пяти шагах от Конана возникла высокая фигура в белых одеждах. Он не мог сказать, из-за какой скалы выскользнул этот жрец, древний, как прибрежные камни; быть может, друид давно пребывал здесь, укрытый магическим плащом невидимости. Тощий, с длинной белоснежной бородой, он выглядел столетним старцем, но громоподобный голос и грозно подъятая рука не могли принадлежать человеку, стоящему на краю могилы. Он был бодр и силен - если не телесно, то духовно; его сверкающий взгляд прожигал киммерийца, словно молнии Митры. Подол белого одеяния друида пластался по земле, костлявая грудь была открыта ветру, кожа, иссеченная морщинами, цветом и видом напоминала дубовую кору. Он был древен, но грозен, и ни один из пиктских воинов не доставал ему до плеча. Да, против этого старца покойный шаман Зогар Саг из Конаджохары был бы что щенок против матерого седого волка!
- Я чувствую, что ты чист и достоин висеть в священной роще, - произнес жрец, понизив голос. Он не спеша приблизился к Конану, не спуская с того горящих глаз. - Но мы не пленим тебя; я провижу на челе твоем знаки судьбы, говорящие о многом... О многом, что предстоит еще сделать и исполнить, а это значит, что путь твой не кончается здесь, у этих скал, и ты не годишься для жертвы. Ты должен идти туда, куда послан; должен уничтожить зло, затаившееся на севере, в каменных башнях на морском берегу. Так судили боги, и жребий их не может оспорить ни один из смертных! Что же касается женщины...
- Я ее не отдам! - рыкнул Конан, делая шаг навстречу друиду. Теперь между ними было всего два локтя, и старый Зартрикс вдруг замер, вытянул морщинистую шею, словно к чему-то прислушиваясь, а потом положил руку на лоб Конана. Пальцы его погладили железный обруч, магический дар Владычицы Острова Снов.
- Не будем спешить с женщиной, - произнес жрец. - Сначала я хочу понять... - Не закончив, он внезапно усмехнулся и пробормотал: - Большое спрятано в малом, великое - в ничтожном, грозное - в жалком... И с таким совершенным искусством! - Зартрикс опустил руку и уставился на Конана. Знаешь ли ты, киммериец, что у тебя словно бы две души: одна - дарованная богами, а другая - сотворенная магическими заклинаниями? Душа героя, и душа ничтожного наймита?
- О том мне ничего не ведомо, - Конан в свой черед коснулся обруча. Эту железку мне дали для защиты от колдовства... от злого чародейства, что таится на севере, в каменных башнях, о которых ты сказал.
- Ну, что ж, тебя неплохо оборонили... Лучше не смог бы сделать даже отец наш, мудрый Дивиатрикс... - Лицо старого друида вновь стало суровым и строгим. - Ну, коль ты защищен и вооружен, - его взгляд скользнул по стигийскому кинжалу Конана, - отправляйся на север! Иди, куда послан, и убей! Сделай то, что должен сделать!
Справа от друида раздалось покашливание. Там стоял Никатха, бородатый предводитель отряда, и нерешительно прочищал горло.
- Прости, отец мой, - произнес он, перебирая пальцами ожерелье из медвежьих когтей, - неужели нам придется отпустить этого киммерийца? Пусть он чист от колдовства, но он прикончил многих наших братьев. Закон мести священен...
Никатха говорил на пиктском, но Конан все же его понимал; цепкая память варвара быстро восстанавливала язык, которому он некогда обучился в джунглях под Тасцеланом.
Жрец поднял длинную тощую руку, перевитую жилами.
- Молчи, Никатха! - громыхнул он, сдвинув густые брови. - Молчи! Здесь решаю я! Твое дело - стрелять и рубить, когда будет сказано! А сейчас молчи!
Предводитель пиктов в растерянности отступил; друид же повернулся к Зийне. Он бросил только один взгляд на лицо девушки и тут же опустил глаза, погрузившись в недолгие раздумья. Казалось, старец чем-то опечален.
- Ее я тоже отпущу, - наконец произнес Зартрикс. - Она ни в чем не виновата перед пиктами - разве лишь в том, что убила, защищаясь, двух наших воинов. И она необходима тебе, - пылающие темным огнем зрачки жреца уставились на Конана. - Я провижу, что без нее ты не доберешься до тех северных башен и сгинешь в пустынях Ванахейма. И еще я провижу иное, о чем не буду говорить, ибо людям нельзя страшиться грядущего и своей судьбы. Все в руках богов!
Приговор был вынесен и, словно позабыв о Зийне, друид шагнул к Идрайну. Девушка, облегченно вздохнув, опустила меч; Конан обнял ее за плечи и почувствовал, как она дрожит.
- Все будет хорошо, малышка, - пробормотал он, прижимая к себе Зийну, все будет хорошо. Не бойся его пророчеств! Ты еще увидишь виноградники Пуантена, клянусь Кромом!
