Стенли Вейнбаум - Черное пламя
— Париж в руинах. Ты знаешь, где стоял Лувр?
— Да.
— Тогда скажи мне. Я пошлю за ней. Скажи.
Коннор неотрывно смотрел в ее глаза. Сейчас это были глаза девушки из леса, которая болтала с ним на мшистом берегу озера и рассказывала ему об истории. Эта девушка тоже любила красоту; она упивалась ей, смотря на свое отражение в черном зеркале воды. Его поразило, что сейчас в роли невозмутимой принцессы, она слишком живо реагировала на его рассказы.
— Эту информацию я, пожалуй, придержу, — сказал Томас медленно, — до тех пор, пока не смогу сменять ее на что-нибудь, что мне может понадобиться. Безопасность Эвани или мою собственную.
Насмешливый блеск снова мелькнул в глазах Принцессы.
— Ты развлекаешь меня, Сорняк! — сказала она коротко. — Ну да ладно.
Маргарет направилась к лифтам Южной башни.
Она молчала во время долгого подъема на самую вершину башни. Они вошли в небольшое помещение, вместо стен в котором было стекло. Коннор замер, когда увидел, что перед ним простирается весь город. Дворец был выше даже тех колоссальных строений, что окружали парк. Он безмолвно смотрел на могучие здания, залитые светом.
Принцесса повернулась к черной коробочке с экраном.
— Пришлите обед в башню, — приказала она. — Я хочу… да, все что угодно. И пошлите Сору в комнату Эвани Сейр.
Она небрежно вспрыгнула на темно-красный диванчик, стоящий вдоль стеклянной стены. Коннор решился после этого сесть.
— Ну, — сказала она, — что ты хочешь получить взамен за свои знания?
— Я не торгуюсь с тобой. Я не верю тебе.
Маргарет рассмеялась.
— Ты смотришь на меня глазами Эвани, Том Коннор, но когда-нибудь, я уверена, что когда-нибудь ты все же поддашься моим чарам. Впрочем — это неважно. Мы не будем говорить об этом времени — хотя мне кажется странным, что судьба послала мой Треугольник именно в то место, где находился в то время ты. Когда я просто бродила бесцельно, ища отдохновения в красоте… Очень плохо, что ты влюблен в Эвани. Я могу тебя уверить, что она не любит тебя.
— Это неправда! — вспыхнул Томас.
Маргарет рассмеялась и мгновенно доверительность, возникшая было между ними, исчезла, сменившись насмешкой.
— Будь осторожен, — с издевкой заявила Маргарет, — или я за все расплачусь с тобой сполна. Но это была не ложь.
Коннор постарался сдержать свой гнев.
— Почему ты говоришь мне об этом?
— Потому, что когда я заставила ее спать, такую напуганную, она даже не посмотрела в твою сторону. Она сражалась со мной одна. Если бы она любила тебя, то инстинктивно обратилась бы к тебе за помощью.
— Я не верю тебе.
— Тогда ты глупец, — заметила Принцесса нетерпеливо и раздраженно отвернулась от него, когда вошли двое официантов, несущих еду.
Они поставили стол между ними и принялись расставлять блюда, которые Коннор не смог распознать. Он ел жадно, но Принцесса, несмотря на то, что заявляла, что голодна, все выбирала и почти ничего не ела. Это была безмолвная трапеза, но после нее, закурив черную магически зажигающуюся сигарету, Коннор приготовился задать некоторые вопросы.
Принцесса предвосхитила его намерения. Сардонически горящими зелеными глазами она посмотрела ему прямо в лицо.
— Почему ты любишь Эвани, а не меня? — спросила она.
— Почему? Потому что ты оказалась не такой, какой я думал ты была. Вместо того, чтобы быть чистой и нежной, ты оказалась погруженной в зло. И это не слухи, это исторически зафиксированные факты твоей семисотлетней жизни. Именно потому я ненавижу тебя, откровенно и от души.
Маргарет нахмурилась.
— Тогда ты ненавидишь безо всякого повода, — сказала она. — Разве я не более сильна, чем Эвани, более умна и даже, как мне кажется, более красива?
— Ты отвратительно, невероятно, фантастически красива, — крикнул он, словно это восклицание вырвалось помимо его воли. — Ты наверное самая прекрасная женщина, после Елены Троянской, и самая опасная. И тем не менее, я ненавижу тебя.
— Почему?
— Из-за отсутствия у тебя небольшого качества под названием души. Я признаю твою красоту и твой блеск, но Эвани — нежная, благородная, честная и более достойна любви. Некоторые больше любят душу, а не только внешние данные.
— Душа! — повторила она. — Ты ничего не знаешь о моей душе. У меня сотня душ! Никто не может быть таким нежным, как я, или таким жестоким!
Едва уловимая черточка насмешки появилась на ее совершенных чертах, и они вдруг стали чистыми, словно у ангела. Не поднимаясь, Маргарет нажала носком сандалии выключатель видеоэкрана.
— Контрольный центр, — сказала она, когда экран загорелся.
На нем появилось лицо.
— Пришлите в эту комнату витергон, — сказала она резко, и затем обратилась к Коннору, когда лицо на экране исчезло. — Здесь нет сканера. Эти комнаты и комнаты Хоакина в северной башне единственные в Урбс, где нет сканеров.
— И что это значит?
— Это значит, Томас Коннор, что мы совершенно одни.
Он нахмурился, озадаченный. Внезапно он подался назад, когда сверкнула радуга света. Посланник! И сразу же эта штука зависла над ним.
— Скажи! — проскрипел он в его мозгу. — Скажи! Скажи! Скажи!
Он выпрямился.
— Убери! — закричал он.
— Когда я получу твои знания о Венере, — небрежно сказал его палач.
— Убери, или…
— Или что? — Ее улыбка была нежной, невинной.
— Вот что! — Он преодолел пространство между ними одним прыжком, его правая рука схватилась за изящный изгиб ее шеи левая, прижимая ее плечи к себе.
— Убери, — потребовал он.
Внезапно за его спиной раздался звук, щелчок двери, и Томас был отброшен назад четырьмя мрачными охранниками. Ну конечно! Оператор Посланника, должно быть, слышал его слова. Он запомнит это.
Черное Пламя села. Ее лицо больше не было лицом ангела, а лицом прекрасного демона. Зеленый ад сверкал в ее глазах, но она всего лишь потянулась к выключателю экрана.
— Прикажите Контрольному центру убрать Посланника, — выдавила она хрипло и посмотрела на Тома Коннора.
Посланник мигнул и исчез. Принцесса поднялась, но ее великолепные глаза светились холодом, когда она выхватила оружие из-за пояса охранника.
— Убирайтесь отсюда, все вы! — крикнула она.
Мужчины поспешно покинули комнату. Коннор смотрел на нее.
— Я должен был убить тебя! — пробормотал он. — Для пользы всего человечества.
— Да, должен был, Томас Коннор. — Ее тон был невероятно холодным. — И тогда ты бы умер быстро и безболезненно, но сейчас, сейчас ты умрешь так, как этого захочу я, и смерть твоя не будет ни быстрой, ни милостивой. Я не могу позволить, — ее голос дрогнул, — чтобы ко мне применяли насилие.
