Олег Овчинников - Кокон
Аля решительно углубилась в Безымянный тоннель, ее левый локоть на ощупь прокладывал дорогу, как нос ледокола в темное время суток. И лишь одна мысль сомнительного свойства слегка тревожила Алю, когда она обползала незнакомые груды камней или проваливалась рукой в трещины, которых не было здесь тысячу лет и один месяц назад – во время первой, еще совместной с Тошкой, экскурсии в Колонный Зал. Золушка, Белоснежка – это все, конечно, здорово. Но как она собирается пролезть сквозь кротовую нору, в которую ближе к концу вырождается тоннель? Дюймовочкой?! Когда несгибаемая нога торчит вбок под таким углом, что впору повязать на лодыжку красную ленточку, сигнализируя о превышении габаритов. В самом деле, как?
«Как-нибудь!» – небрежно, на ходу, отмахнулась новая, не знающая страха и мало-помалу забывающая, что такое сомнения, Аля.
Ей повезло. Смелым и решительным вообще везет. То же самое землетрясение, которое изуродовало ее правую ногу на всю оставшуюся… ночь? или сутки? вряд ли больше!.. теперь сыграло ей… получается на руку. Да вот, таким пошловатым каламбуром. Часть стены, включая проблемную кротовую нору, от толчка обрушилась внутрь Колонного Зала, и узкий лаз в результате расширился до размеров гигантского зева, сквозь который Аля проползла бы, даже раскинув ноги на ширину поперечного шпагата. «Смелым везет…» – радовалась она, скатываясь по недавно образованной насыпи на гладкий слюдяной пол циклопической пещеры.
Однако и самые смелые не застрахованы от разочарований. Одно из них, особенно тягостное после недавнего успеха, подстерегло Алю уже на пороге Колонного Зала. Трех спичек хватило ей, чтобы убедиться в мудрости совета: «Никогда не возвращайся туда, где тебе было хорошо». Хуже будет.
Лежа на животе посреди лужи «горного молока» и щурясь на дрожащий огонек спички, Аля недоверчиво всматривалась в неохотно отодвигающую свои границы тьму. Изнутри пещера напоминала растоптанную мечту. Красочно декорированную театральную сцену вскоре после урагана. Картонный кукольный домик, по которому прошелся каток, напоследок отдавив ногу бумажной балерине.
Сталактиты, сталагмиты, сталагнаты – и зачем только училась, дура, зачем запоминала названия? – все, что в прошлом услаждало взор плавностью линий и хрустальной прозрачностью, теперь валялось на полу неряшливыми кучами мутноватых обломков. Если Семикресток, Лежбище и Поилка от землетрясения почти не пострадали, то на Колонном Зале стихия отыгралась сполна. Строго говоря, назвать этот зал Колонным можно было, только отдавая дань памяти.
И тем не менее Аля не спешила сворачивать экскурсию. Не тратя попусту спичек, лавируя между погребальными грудами скорее наугад, чем по памяти, стараясь не пораниться осколками былой роскоши, она пересекала огромную пещеру по диагонали. Привычно загибала пальцы, подбадривала себя ничего не значащими фразами, которые порой умещались в одно-единственное слово: «подруга». Было тяжело – мокро, колко и тяжело, но перед ее мысленным взором стоял гладкий, словно вылизанный временем холм, похожий на спину не до конца закопанного мамонта. То место, где они с Тошкой так замечательно пировали, а потом спали, а в промежутке между едой и сном еще и занимались этим. Оно манило Алю, как финишная ленточка – бегуна, как свет далекого костра – заблудившегося в лесу путника… или бабочку-однодневку, которой так и так не дожить до рассвета. Ну и пусть!
Она доползла. По отсутствию обломков вокруг поняла, что добралась до той самой полянки посреди сталагмитовой рощи, в центре которой вырастал из земли пологий холм. Вытянула руку вперед и поползла медленнее, чтобы не врезаться невзначай. И чуть не ухнула в какую-то непредусмотренную экскурсионным планом трещину или канаву, еле-еле успела отпрянуть.
Первые две спички оказались слишком ломкими, третья упала на влажный пол, так что без толку подбирать: намокла, у четвертой взорвалась серная головка, оставив на гладком боку коробка свой обгоревший черепок. И только пятая осветила ночь робким желтоватым огоньком.
Аля даже не удивилась. Собственно, с какой стати бездушная природа, превратившая Колонный Зал в Зал Обломков, должна была пощадить милый Алиному сердцу холмик? Из уважения к ее сентиментальным воспоминаниям?! Увы… Сейчас холм походил на вскрытую могилу. На оскверненный алтарь. Как будто закопанный мамонт пробудился от тысячелетнего сна, повел могучими плечами, поднял голову… И ушел. Оставив после себя не трещину и не канаву, а какую-то на удивление глубокую дыру. Аля перегнулась через край, опустила вниз руку со спичкой, силясь разглядеть дно, и негромко вскрикнула, когда пламя обожгло пальцы. Летящая спичка горела долго, неправдоподобно долго, а когда наконец погасла, так и осталось неясным, достигла ли она дна и там угодила в лужу или сама догорела еще в полете. Впрочем, какая разница?
Вот так, подумала Аля, все, что нам кажется дорогим и важным, на самом деле представляет собой хрупкую грань, чье единственное назначение – не дать нам свалиться в такую вот дыру. В мрачную бездну с тесноватым входом, рваными краями и надписью «ОТЧАЯНЬЕ», выложенной камнями на дне.
И стерженек в самом центре ее естества завозился, заворочался, как будто протестуя против столь безрадостного вывода. «Очень вовремя!» – подумала Аля.
Никогда еще обратный путь не казался ей таким долгим, трудным и бессмысленным.
Хотя почему бессмысленным? У нее ведь осталось целых четыре кусочка сахара. И половина вафли, не стоит забывать – целая половина вафли! Бóльшая половина вафли! Лучшая!.. Сколько можно нарезать круги, подобно цирковой лошади? Сегодняшнюю программу она отработала сполна, даже переработала, продефилировав среди обломков Колонного Зала, и теперь требует заслуженного лакомства.
Равнодушно, как и положено усталой лошади, она один за другим побросала в рот четыре куска сахара. Разгрызла, разжевала, проглотила. Запила водой. На десерт закусила железнодорожной вафлей, прочностью не уступающей шпалам и рельсам. Выхлебала фляжку до дна. Удовольствия от еды не получала, только калории. Отдаленный трх-трх-трх где-то на пути от Семикрестка давал понять, что энергия Але понадобится и очень скоро.
– Наглеешь, тварь? – спросила Аля у невидимого потолка. – Не можешь дождаться, пока я засну?
И эхо подыграло ей скептическим:
– Ну-ну!
Страха не было. Только нож в правой руке. Не подведи, блокиратор! И тяжеленький бесформенный камушек в левой. Выручай, полудрагоценный! И пустая канистра у ног, на стенках которой еще осталось несколько капель керосина. Спасибо вам, странные сны. Теперь я умею скручивать фитиль из чего угодно, даже из старого, некогда голубого носка. И последний коробок с девятью уцелевшими спичками – чуть меньше, чем у героини Андерсоновской «Девочки со спичками», но где вы здесь видите девочку?!
