Олег Овчинников - Кокон
Обзор книги Олег Овчинников - Кокон
Завтра наступило несколько лет назад. Многочисленные предсказания не сбылись. Фантастика не умерла, но теперь писателей, работающих в этом направлении, волнуют другие темы и проблемы, связанные с современностью, в которой порой происходят самые невероятные вещи.
В этот сборник вошли новые произведения ведущих отечественных фантастов, написанные на стыке различных жанров и направлений, представляющие популярных писателей в неожиданном ракурсе, расширяющие пространство современной фантастической литературы.
Олег Овчинников
Кокон
Глава первая
Левый локоть – вперед, да подальше. За ним колено. Теперь подтянуться всем телом – аккуратно, чтобы брюхо не волочилось по земле. И наконец последняя часть марлезонского балета: бережно, если не сказать трепетно, точно мамину хрустальную салатницу, обеими руками подтащить к себе правую, бесполезную ногу. Все. Загнуть первый палец.
Три глубоких вдоха сквозь зубы, и… левый локоть – вперед.
«Поздравляю с началом утреннего променада!» – усмехнулась Аля. Усмешка вышла горькой, как разжеванное натощак кофейное зерно, и кривой – из-за веревки, размочаленный конец которой она сжимала в зубах. Кстати, какого лешего она тянет за собой эту пыльную капроновую пуповину? Свой короткий, но такой изматывающий ежедневный маршрут Аля могла бы проползти и с закрытыми глазами. Да что там – не раз уже проползала. Все равно, как ни таращь глаза, без фонарика ничего не разглядишь в окружающей мгле, а последний комплект батареек она берегла. Так для чего веревка? Наверное, по привычке. Кроме того, капроновый кляп неплохо заглушал стоны, которые иначе убегали куда-то в даль, отражаясь от тесных стенок и свода, а потом вдруг возвращались, когда уже не ждешь, странным образом усиленные и пугающие до жути.
Аля поморщилась и продолжила свой нелегкий путь.
Локоть, колено, все остальное и – фарфоровую вазочку с изящной позолоченной ручкой – правую ногу. Загнуть палец.
Локоть, колено, брюхо и – тончайшие крылышки ночной бабочки – уродливую ногу. Загнуть палец.
Локоть, колено, пузо и – растрескавшийся тысячелетний черепок под нежной кисточкой археолога – эту чертову ногу!
Аля и представить себе не могла, что это может быть так тяжело – загибать пальцы.
Локоть, колено, подтянуться и – ласковые… ласковые как… На семнадцатом ползке – она успела загнуть все пальцы на обеих руках и снова отогнуть семь – это все-таки случилось. На ее пути оказался камень, крошечный булыжничек, неуверенно, точно расшатавшийся зуб, сидящий в своем гнезде. Нога проволоклась по нему, ненароком сковырнув, подпрыгнула на остром крае и ударилась коленкой об пол. Боль тупой спицей вошла в колено, в трех местах прошила изуродованную голень, брызнула искрами из разом промокших глаз. Так что Але на миг показалось, что в погруженном в вечную тьму тоннеле кто-то включил верхний свет. В течение нескольких мгновений она могла отчетливо видеть его неровные тесные стены в грязно-розовых прожилках обнажившегося карста и, если бы не слезы, разглядела бы все, вплоть до мельчайшей выщербинки в каменном полу и глубоких незаживающих царапин на трех так и не разжавшихся пальцах. Потом свет померк, боль осталась, и Аля тихонько заскулила от безысходного отчаяния. За что ей все это, а? Ну за что?
Она позволила жалости удерживать верх над собой несколько тягучих минут. Потом глубоко вздохнула. Посильнее сжала в зубах обтрепавшийся конец веревки. И… двинула вперед левый локоть. Да подальше.
Через тридцать четыре ползка надо будет свернуть. В стене по правую руку откроется ниша, низкая, по колено нормальному человеку, так что если не загибать пальцы, можно проползти мимо. А разворачиваться в тесном тоннеле с ногой, торчащей в сторону как чертежная лапка циркуля, это совсем другая история!
Вынужденная монотонность действий не раздражала Алю, напротив, в ней присутствовало что-то успокаивающее. Она не мешала ей думать. Не мешала вспоминать о тех днях, когда все в ее жизни было хорошо. Пусть скучновато порой, зато спокойно. Милый Боженька, как же мало ценила она маленькие радости обыденной жизни! И как много отдала бы сейчас за возможность просто помыть голову с ромашковым шампунем, закутаться в домашний халат, вдеть босые ноги в тапочки, выйти на… А вот это странно. У них ведь никогда не было балкона, на первом этаже его просто не может быть. И все равно в своих повторяющихся мечтах она постоянно видела его, словно фрагмент подсмотренного случайно чужого сна – уютный балкон с фигурной решеткой ограждения и подвешенными к перилам деревянным ящиками с какой-то зеленью. Она выходила на балкон, вдыхала глубоко, до боли под ребрами, пьянящий прохладный воздух, улыбалась солнышку, красному и уже частично скрытому далеким горизонтом – потому что вечер. И ветер ласково трепал ее пахнущие ромашкой волосы.
Как же ей не хватало этого – сейчас! И как же она не догадалась, что лишится всего этого – тогда, месяц с небольшим тому назад. В тот памятный день, когда, вернувшись от мамы, она застала Антона в финальной стадии сборов, деловито подтянутого и довольного, как самовар.
– Антош, опять? – с притворной строгостью спросила она.
Он ничего не ответил, лишь сделал рукой приглашающий жест, предлагая ей самостоятельно оценить масштабы приготовлений.
Та-ак… Аля обвела взглядом комнату. Вещи и вещички, давно знакомые и те, которые она видела впервые, были аккуратно разложены на столе, на диванном покрывале, прямо на полу.
Два спальника. Один видавший виды, другой совсем новый, веселенькой расцветки, наверняка предназначенный для нее. Раньше им хватало и одного, причем внутри оставалось еще пространство для нехитрого упоительного маневра. Но за последний год Тошка заметно округлился в талии, не то что располнел, но по-хорошему заматерел. Стал уютнее. Теперь, когда он с гантелями в руках подходил по утрам к зеркалу, в нем отражались уже не четкие квадратики пресса, а несколько крупных складок, подчеркнутых належанными за ночь красными полосками. В принципе, под полосками угадывались все те же квадратики, как угадываются под гребнями песчаных дюн силуэты башен засыпанного временем города, но в целом тенденция была очевидна – Тошка крупнел. Да и ей последнее время требовалось больше личного пространства. Так что два спальника – это, пожалуй, правильно.
Дальше. Походный котелок, не круглый, а вытянутый, с одной вогнутой стенкой – под спину. Совсем новый, судя по всему, только что отдраенный от заводской смазки. Взамен того, что утонул в Малой Вьюжке. Из котелка торчит верх пластиковой пятилитровой канистры. Рядом – их старенький «Шмель», с которого Тошка еще перед первым и единственным своим восхождением снял тяжелый кожух. «Не пригодится» – авторитетно пообещал муж. Кожух и правда не пригодился, да и сам примус можно было не брать – ради легкой двухчасовой прогулки.
Упаковка (пять коробков) обычных спичек. Еще две плоских пачки охотничьих, таких, что не гаснут даже в воде.
Сухое горючее. Четыре колбаски в фантике из вощеной бумаги. Каски со смешными лампочками на лбу и уходящими на затылок проводками. Два ручных фонарика с петлей для запястья. Десяток батареек «Орион».
