Олег Овчинников - Кокон
В результате к исходу дня Тошка вконец вымотался из-за дороги, а она – от страха и ожидания, и ни один из них на другое утро, мягко говоря, не горел желанием исследовать последнее, седьмое ответвление Семикрестка. Тоннель безымянного пальца или просто безымянный тоннель, как называла его Аля.
Но они все-таки решились. Собрали в кулак остатки воли, сложили в несерьезный Алин рюкзачок остатки скоропортящейся еды, и пошли. Отправились налегке, все лишнее оставили в Лежбище. Потом подумали, переглянулись, ослепив друг друга светом налобников, и оставили там же большую часть необходимого, включая специальное снаряжение для спуска и подъема по крутым склонам. «Если своим ходом не пройдем, значит, не судьба, вернемся», – пообещал Тошка и Аля с радостью его поддержала. Только предложила взять с собой хотя бы один спальник, на случай привала.
И стоило ради этого так долго готовиться? – с сарказмом, к которому примешивалась большая доля облегчения, думала она пять минут спустя. Их вылазка грозила закончиться, едва начавшись. Уже через сорок метров просторный тоннель стал ходом, теперь Аля могла одновременно коснуться обеих его стенок, просто разведя руки в стороны. Спустя короткое время для этого стало достаточно развести в стороны локти.
Когда ход сузился настолько, что через него приходилось уже буквально протискиваться, Аля попыталась было высказаться за возвращение, но прикусила язык. Ее остановила мысль о том, что весь этот поход, а в особенности сегодняшняя вылазка, возможно, станет последним ее безрассудным поступком на ближайшие несколько лет. Да-да, несколько лет принудительной рассудительности, жизни по режиму и строгого ограничения в питании. Поэтому, когда ход в свою очередь на глазах превратился в лаз, Аля не стала возмущаться, а просто опустилась на четвереньки и целеустремленно поползла следом за Тошкой. Что бы ни ожидало ее впереди, унылый тупик или забытая сокровищница древних царей, она собиралась насладиться своим последним приключением сполна.
Скорее все-таки тупик, разочарованно подумала Аля, когда ее каска второй раз чиркнула по низко опустившемуся потолку.
– Еще метров десять, ну, пятнадцать – и разворачиваемся, – решил Антон.
– Хорошо, – согласилась она и на всякий случай чуть приотстала. В тесном лазе и так было уже не развернуться двоим.
Вскоре впереди послышалось сопение. Тошка сопел громче, чем обычно по утрам, размахивая гантелями перед зеркалом.
– Что там? – окликнула Аля. Со своего положения она могла видеть только ноги Антона в черных непромокаемых сапогах. Сапоги ерзали вперед-назад, совершая быстрые движения без какой-либо системы и видимого смысла.
– Сейчас… Погоди… – донеслось до нее с некоторым опозданием и как-то глухо, словно Тошка засунул голову в аквариум или разговаривал с ней из другого помещения.
«А что, если он застрянет в этой кротовой норе? – испугалась Аля. Как же я вытащу его обратно? За ноги?»
Но вот исчезли и они. Только черный кружок сузившейся до предела горловины тоннеля. Свет налобника просто тонул в черноте, ничего не высвечивая.
– То-ош? Ты где? – опасливо позвала Аля.
Долгое время никто не отвечал. Потом в черном кружке показалось Тошкино лицо, его горящие, широко распахнутые глаза и сбившаяся набок каска.
– Алька! Немедленно ползи сюда! – Вслед за головой в тоннель просунулась рука, закрутилась нетерпеливым пропеллером в зовущем жесте. – Ты не представляешь!.. – произнес Тошка возбужденно и почему-то громким шепотом.
Заинтригованная, Аля поспешила вперед по сужающемуся раструбу лаза. «А если застряну я?» – мелькнула запоздало паническая мысль. Однако она не застряла. Тошка не позволил, аккуратно принял на той стороне, помог подняться на ноги.
Да, здесь было достаточно просторно, чтобы выпрямиться в полный рост. А еще здесь можно было танцевать, а также бегать и прыгать в высоту… с шестом. Аля запрокинула голову, пытаясь хотя бы приблизительно оценить размеры помещения, в котором оказалась, и, видимо, именно от этого движения сам собой вдруг раскрылся ее рот. Ужас, как неприлично!
Она бросила быстрый взгляд на мужа – он смотрел на нее с хитрой довольной улыбкой, – не найдя слов, покачала головой и снова медленно закружилась на месте, осматриваясь.
Конусы света от их налобников пронизывали темноту, перекрещивались, возбужденно плясали на поверхностях смутно угадываемых предметов, совсем как лучи прожекторов в заставке «Мосфильма». Того и гляди выхватят из окружающей тьмы какую-нибудь циклопических размеров статую. А что, Аля бы совсем не удивилась. Конечно, не работа скульптора Мухиной, но какой-нибудь застывший сказочный великан замечательно вписался бы в интерьер пещеры. Не учительская, и даже не спортивный зал – огромная зала, которой место разве только в сказке или в средневековом замке. В заброшенном замке, чьи обитатели куда-то ушли… или уснули…
Аля глубоко вдохнула – воздух пах влагой и простором – и сказала только:
– Мамочка моя!
Или это сказал Тошка а она с ним лишь безоговорочно согласилась? Ах, не ищите последовательности в словах и поступках восхищенной женщины!
– Нравится? – тихо спросил Антон и она, плотно сжав губы, несколько раз кивнула. – Пойдем!
Он взял ее за руку, и они пошли прочь от высоченной, немного нависающей над их головами стены к центру пещеры. Впрочем, тут все такое огромное, подумала Аля, что сразу и не разберешь, где он, центр.
Ей казалось, что она очутилась в каком-то музее. Забралась в червоточину безымянного тоннеля, сузившегося в конце до размеров слухового окошка, и выбралась наружу где-то в запасниках Эрмитажа… или даже Лувра. Мысль об этом вызвала у нее короткий и приятный приступ головокружения. Или она просто слишком энергично крутила шеей, стараясь увидеть сразу все и жалея только об одном: почему все-таки никто не догадался провести сюда электрический свет? Но, милый Боженька, как же все сверкает!
И Тошка шел рядом, светил фонариком как указкой и рассказывал обо всем, что она видела, не хуже музейного гида. Она слушала вполуха, иногда рассеянно повторяла что-то совсем уж непонятное. Сталактиты, сталагмиты… Господи, да какая разница, когда кругом такая красота! Ах, оказывается, разница в том, что одни свисают с потолка, как сосульки, а другие как бы произрастают из земли? Надо же… А они хрустальные? А вот это как называется? Ну, когда от пола и до самого потолка, как колонна? Сталагнат? Ох, совсем запутал бедную девочку… Или дразнишься? А, признавайся! Нет? А вот эта – почему такая? Ну, вроде как мутная.
Хрустальная бахрома свисала с потолка, хрустальная трава поднималась ей навстречу с каменного пола, хрустальные сосульки, разделенные высотой пещеры, тянулись друг к другу и иногда дотягивались, чтобы слиться в подобие хрустальной колонны. Колонны нравились Але больше всего. И они не стали нравиться ей меньше даже после того, как Тошка – счастливый тем, что у него наконец-то появился повод выплеснуть на нее целый ушат почерпнутых из умных книжек знаний, – объяснил, что на самом деле колонны состоят не из хрусталя, а… Впрочем, она тут же забыла название. И мутные среди них попадаются, из-за взвеси карбоната кальция. По той же причине возникает осадок, – видишь белесый налет? – во всех этих лужицах у нас под ногами. Воду в них еще называют горным молоком. Что? Пить? Конечно можно. Она, правда, едва ли приятная на вкус, но совсем не вредная. А зубы от кальция становятся только крепче.
