Уэн Спенсер - Глазами Чужака
— Наверное, дело в том, что каждый из нас — собрание клеток, а вместе мы — организм. Волки-Воины — как одно существо с двадцатью телами, продолжение моего отца. И я генетически очень похож на него, хотя что-то унаследовал и от матери: овипозитор отдавал предпочтение инопланетным генам. Поэтому я общаюсь со Стаей, как мой нос общается с ногой.
— Вот про нос и ногу я не понял.
Макс отставил оставшийся омлет на дальнюю конфорку, посыпал его сыром, поджарил маленькую луковицу и несколько грибов и смешал их с сыром и яйцами.
— Это трудно объяснить. — Укия принес себе апельсиновый сок. — У человека клетка кожи остается клеткой кожи, а у меня может превратиться в сердечную ткань, если возникнет такая надобность. Клетки общаются, и таким образом выживает вся колония.
— Удобно.
Вытащив из микроволновки картошку, Макс приправил ее сметаной, маслом, посыпал беконом, луком, солью, перцем и поставил перед Укией. Убедившись, что тот ест, он переложил свой омлет в тарелку и сел за стол.
— Значит, Стая согласна со мной; ты хороший человек, а не монстр. Продолжай.
Юноша рассказал о перестрелке с Онтонгардом в полицейском участке и о том, как понял, что он не человек, потом быстро прошелся по поискам Стаи и разговору с Ренни.
— Он дал мне память в виде мыши. Знаешь, кровь Стаи — странная штука. Обычно наши клетки подделываются под человеческое тело. Вот здесь, — он показал на свою руку, — они изображают кожу, поры и волосы. Но если мне отрежут руку, клетки в таком виде не выживут: им нужен кислород и питательные вещества. Поэтому они... «советуются», выбирают новую форму и принимают ее в зависимости от размера. Если клеток немного, они становятся мышью...
— Если побольше, скажем, печень, сердце или мозг, они могут стать хорьком.
Укия кивнул.
— Это должно быть что-то, с чем мы сталкивались, с чем знакомы на генетическом уровне. Дженет Хейз держала хорьков, поэтому ее клетки в них и превратились. Но клеткам не нравится отделяться: мышь легче убить, чем человека. Память хочет воссоединиться с остальным телом.
— Поэтому мышь из Шенли-парка была так дружелюбна и при первой возможности нырнула назад. Но почему ты называешь их памятью?
Укия вздохнул, потер лицо. Вопросы Макса вызывали в его мозгу мгновенные развернутые ответы. Было так странно знать что-то, не узнавая! Объяснять было еще хуже: он не мог повторить тех объяснений, которые давали ему.
— Память у нас генетическая, и это хорошо, потому что клетки все время двигаются: то, что сегодня было клеткой мозга, завтра станет сердечной клеткой, если мне выстрелят в грудь. Впрочем, мозговые клетки человека — тоже вещь изменчивая. Ренни дал мне достаточно генетического материала, чтобы моя иммунная система могла сразиться и побороть его, но часть я смог воспринять. Мышь — это вирусная ДНК, и она не хотела переходить ко мне. В моей биологической системе случилась маленькая война, но мы заключили перемирие, и теперь к моей ДНК прикреплена память Стаи.
— Ну ладно. А если память генетическая, как же ты забыл о бое с Хейз?
— Чтобы закодировать память на генетическом уровне, нужно несколько часов. Информация собирается в кровотоке, и кровяные клетки кодируют и распространяют ее, так что во всех клетках оказывается одинаковая информация. Если тебя ранили, неизвестно заранее, что ты потеряешь и что вспомнишь, если сможешь собрать кровь в виде мыши. В Шенли-парке случилось именно это. Я вспомнил много из того, что потерял, но забыл детали, и все кажется слегка смазанным. Часть клеток наверняка умерла, не выдержав пребывания вне тела.
— Теперь у тебя есть все воспоминания Ренни Шоу?
— И Койота, который изменил Ренни, и отца, который заразил Койота, и отца моего отца.
Века воспоминаний готовы были прорваться в сознание, темные века: ни намека на эмоции, а мысли — только о еде и размножении. Жизнь Койота, когда он был волком, было легче понять, чем ранние поколения Онтонгардов. Такое ощущение, словно общаешься с разумной ряской, слышишь, как она думает, растет, распространяется по всей доступной поверхности.
— Ты в порядке?
— Наверно, да. Онтонгарды прибыли на Землю, чтобы вытеснить всю местную жизнь. Мой отец, Прайм, оказался мутантом: он обладал собственной волей и сознанием. Он организовал диверсию на главном корабле, а потом вместе с другим их представителем, Гексом, отправился на Землю в разведывательном корабле; его он пытался остановить, но не смог. Они приземлились в Орегоне несколько сотен лет назад, тогда там не было никого, кроме индейцев, вооруженных луками и стрелами. Техники, оставшейся на разведывательном корабле, было достаточно, чтобы просто выжечь планету, и Прайм уничтожил его. Гекс понял, что он задумал, и убил его, но перед этим отец в отчаянии инфицировал Койота, чтобы тот продолжил его битву.
— Должен кое-что признать. — Макс налил стакан молока себе, потом — Укии, добавив туда шоколадного сиропа. — В это почти невозможно поверить.
— На бытовом уровне — можно.
Юноша глядел на молоко.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты налил мне молока с сиропом, я даже не успел попросить.
Макс раздраженно хмыкнул:
— Ты попросил бы молоко, как только я отошел от холодильника. Ты всегда пьешь молоко с сиропом, когда так ешь: ведь чем больше калорий получишь, тем скорее остановишься.
— И когда я так ем?
Детектив посмотрел на молоко, потом снова на юношу.
— Укия, это ничего не значит.
— Когда я так ем?
— Когда тебе крепко достается! — отрезал Макс. — Ты ешь, как свинья, спишь, как собака, а через несколько часов я уже не понимаю, чего я о тебе волновался: ты в полном порядке.
— Но люди так не делают, верно? Макс покачал головой.
— Нет, но это ничего не значит. Это было с нами столько раз, что теперь даже не стоит об этом говорить. Мы узнали, отчего так происходит, но это ничего не меняет.
— Что я скажу Индиго?
— Это вопрос. — Макс встал и пошел мыть сковородки и тарелку. — Если твоя первая любовь разобьет тебе сердце через несколько недель или месяцев, тогда — не все. Она из ФБР, а ты можешь считаться носителем опасного вируса. Знаешь, бывшие влюбленные становятся иногда худшими врагами. Если же ты останешься с ней навсегда — надо рассказать все.
Укия слабо усмехнулся.
— Значит, рассказывать ей понемногу каждый день?
— Можно и так. — Напарник положил руку ему на плечо. — Я не знаю Индиго так, как ты, парень, и прожить жизнь за тебя не смогу. Я могу сказать тебе: «Делай то-то», но это будет мое решение, а не твое. Возьми выходной, съезди к ней и хорошо подумай, прежде чем что-то рассказывать. Вот тебе мой совет.
Укия вздохнул. Если бы он узнал обо всем на несколько дней раньше, он мог бы избежать проблемы, не полюбил бы Индиго. От одной мысли об этом ему стало холодно и одиноко. Нет, так не годится.
