Рэй Брэдбери - Вождение вслепую
— Не спорю! Отныне именно здесь мы будем изучать глагольные формы: освоим наклонения в разных видах, чтобы в будущем времени, ближайшем и отдаленном, возродить наши чувства к женщинам, — объявил Дун, не покидая сырого мшистого островка. — Но на всякий случай…
— На какой случай?
Дун указал рукой куда-то вдаль.
Его дружки развернули велосипеды, так и стоя над рамами в нелепых позах.
На пригорке, прежде скрытые от глаз, но теперь уже вполне различимые, метрах в тридцати появились две женщины — не розовые бутоны, отнюдь, но вполне пригожие, особенно под покровом тьмы да еще в таких обстоятельствах.
Росточку в них было — всего ничего. В Ирландии малым ростом никого не удивишь, но эти оказались уж вовсе крошечными: таких увидишь разве что в цирке или на ярмарке.
— Лилипуточки! — воскликнул Финн.
— Артистки варьете, на той неделе выступали в Дублине! — объявил Дун, не вылезая из болота. — Каждая весит вдвое меньше меня, иначе церковная кровля сдвинется с насиженного места и обрушит нас в пучину!
Дун свистнул и помахал. Дюймовочки, маленькие женщины, прибавили шагу.
Когда они благополучно преодолели трясину и остановились подле Дуна, тот позвал приятелей:
— Не пора ли вам отлепиться от велосипедов и составить компанию танцовщицам?
Все дружно ринулись в болото.
— Назад! — закричал Дун. — Подходи по одному. А то встретимся вечером в пабе…
— И кого-нибудь недосчитаемся, — договорил за него Финн.
Пречистая Дева
Virgin Resusitas, 1997 год
Переводчик: Е. Петрова
Ее голос в телефонной трубке звенел от счастья. Мне даже пришлось слегка охладить такой пыл.
— Элен, — сказал я, — успокойся. Что там у тебя?
— Потрясающая новость. Приезжай сейчас же, немедленно.
— Сегодня четверг, Элен. Неурочный день. Мы с тобой встречаемся по вторникам.
— Я просто лопну от нетерпения, у меня такая радость!
— Разве нельзя обсудить это по телефону?
— Дело слишком личное. Терпеть не могу обсуждать личные дела по телефону. Неужели ты настолько занят?
— Ну, как сказать, я только что закончил составлять письма.
— Вот и хорошо. Приезжай, мы с тобой отпразднуем это событие.
— Ну, смотри у меня, если оно того не стоит… — сказал я.
— Потерпи, скоро узнаешь. Не задерживайся.
Я медленно положил трубку на рычаг, а потом так же медленно подошел к стенному шкафу, чтобы надеть пальто и собраться с духом. У меня было такое чувство, будто за дверью ждал страшный суд. Кое-как я доплелся до стоянки, сел в машину и поехал к Элен, на другой конец города, изредка чертыхаясь и тем самым нарушая добровольный обет молчания.
На лестничной площадке я долго переминался с ноги на ногу, не решаясь постучать, но дверь внезапно распахнулась, и я был пойман врасплох. На лице Элен отразилась буря эмоций; я даже забеспокоился, не тронулась ли она умом.
— Что ты стоишь, как неживой? — воскликнула она. — Входи!
— Сегодня не вторник, Элен.
— Вторникам настал конец! — рассмеялась она.
Я похолодел. Не встретив с моей стороны ни малейшего сопротивления, она взяла меня за локоть, втянула через порог, усадила в кресло и закружилась по комнате, доставая вино и наполняя бокалы. Один поставила передо мной. Я к нему не притронулся.
— Пей! — скомандовала она.
— Почему-то нет настроения, — сказал я.
— Смотри на меня! Я же пью! Нужно отпраздновать такое событие!
— Каждый раз, когда ты произносишь эти слова, у меня почва уходит из-под ног и проваливается в тартарары. Итак, начнем сначала. Что мы празднуем?
Я пригубил вино, однако Элен, прикоснувшись к моему бокалу, настойчивым жестом дала понять, что нужно выпить до дна и налить еще.
— Присядь, Элен, не стой над душой. Это действует мне на нервы.
— Ладно, ладно. — Она успела осушить свой бокал и долила вина нам обоим. — Ты в жизни не догадаешься.
— Да уж, постараюсь как можно дольше оставаться в неведении.
— Не падай в обморок. Я вступила в лоно церкви.
— Ты? В лоно церкви? Какой церкви? — Я едва не лишился дара речи.
— Помилуй! Церковь только одна!
— Разве? У тебя, например, полно друзей-мормонов, есть несколько лютеран…
— Опомнись! — не выдержала она. — Конечно же, речь идет о католической церкви!
— С какой радости тебя потянуло к католикам? Мне казалось, ты воспитана в традициях Оранжистской ложи. Разве у вас в графстве Корк не глумились над Папой Римским?
— Подумаешь! Одно дело — тогда, другое — сейчас. Я получила благословение.
— Передай мне бутылку. — Расправившись со вторым бокалом, я налил себе третий и покачал головой. — Повтори-ка еще раз. Внятно.
— Я только что была у преподобного Рейли — в двух шагах отсюда.
— Это еще что за птица?
— Отец Рейли — настоятель собора Святого Игнатия. Он мой духовник — ну, понимаешь, наставляет меня на путь истинный, уже примерно месяц.
Бессильно откинувшись в кресле, я уставился на пустой бокал.
— Поэтому на прошлой неделе ты отменила нашу встречу?
Просияв, она энергично закивала.
— И две недели назад? И три?
Все то же неистовое подергивание головой теперь сопровождалось взрывами хохота.
— А что, этот отец Келли…
— Рейли.
— Ну, Рейли. Кто тебя ему представил?
— На самом деле меня никто не представлял. — Она уставилась в потолок. Я тоже поднял глаза — посмотреть, что она там нашла. Поймав мой взгляд, она опустила голову.
— Ну, хорошо, где ты с ним столкнулась? — настаивал я.
— Как бы это сказать… в общем, я сама попросила его о встрече.
— Ты? Закоренелая грешница? Воспитанница оранжистов? Подруга баптистов?
— Перестань себя накручивать.
— Я себя не накручиваю. Как твой бывший возлюбленный, я пытаюсь понять…
— Почему это бывший?
Она потянулась к моему плечу, но я посмотрел на нее с таким выражением, что ее рука тотчас отдернулась.
— А какой же? Почти бывший?
— Не говори так!
— Наверно, право произнести эти слова принадлежит тебе. Вижу, они крутятся у тебя на языке.
Словно решив стереть улики, она провела кончиком языка по губам.
— Когда же ты впервые встретилась, познакомилась, столкнулась с Рейли?
— С преподобным Рейли. Точно не помню.
— Все ты помнишь. В тот день ты покрыла себя несмываемым позором. Это, конечно, мое личное мнение.
— Не спеши с выводами.
— Я не спешу. Я просто закипаю от ярости. И могу взорваться, если ты не скажешь правду.
