Олесь Бердник - Звездный корсар
Но эти странные идеи встретили решительное возражение отцов церкви. Так что творцом Вселенной все же следует считать Бога…
— Возможно, и так, — равнодушно согласилась Галя, допивая кофе. — Всякий бракодел — творец, на высоком месте или на низком. Но при чем тут Бог? Я в это понятие вкладываю свое, заветное. Его нельзя передать. Какое мне дело, что об этом говорили те или иные мудрецы? Да и что такое мудрость? Я принимаю Солнце таким, как оно есть, как оно кажется мне, а не таким, как его описывают астрономы или астрофизики…
— Откуда это у вас, Галя?
— Что?
— Такое мышление?
— Плохое или хорошее?
— Не знаю. Опасное. Тревожное, волнующее. Мне кажется, что вы шутите, разыгрываете меня. Впрочем, нет. В глазах у вас — гнев. И ясность. Не пойму, не уловлю. Такие мысли, как у вас, появляются тогда, когда человек переживет глубокую драму. Горе высекает искры нового понимания. Но мистика…
— Я не мистик! — взмахнув крыльями ресниц, возразила девушка. — Медику почти невозможно быть мистиком. Каждый день — физиология, внутренности, грязь. Надо очень любить скрытую сущность человека, чтобы не возненавидеть его физиологию.
Знаете что, Григор? Давайте оставим эту тему… Может, когда-нибудь… Хорошо?
— Хорошо, — неуверенно согласился Бова. — Но вы обещали прочитать свои стихи…
— О любви, — улыбнулась Галя. — Пойдемте отсюда. По улице Зоологической. Там уютно… и я попытаюсь вспомнить.
Григор расплатился с официанткой. Они вышли под крону весенних деревьев. Парень шагал задумчивый, растерянный. Галя иногда искоса посматривала на него. В воздухе поплыл зной, начало припекать. Они сняли плащи. Мимо проносились редкие машины, из-под колес брызгала жидкая грязь.
— Ну что ж, начну, — сказала девушка. — Только не перебивайте. Хорошо?
— Хорошо, Галя.
— Любовь, — медленно промолвила Галя, словно смакуя это слово, будто прислушиваясь к его звучанию. — Любовь…
Что ты, Любовь? Миражи иль основа?
Дар вдохновенья? Вспышка таланта?
Зверя рычанье иль Вышнее Слово?
Пепел или пламень?
Феникс или фантом?
Что ты, Любовь? То ли взрыв сумасбродный,
Мертвой природы случайная проба,
Пасть ненасытная страсти голодной
Или скелет в разрисованном гробе?
Катится вихрь вне предела закона,
В нем перемешаны атомы, люди,
Драмы, гротески, религий каноны:
Было, и есть, и, наверное, будет!
Нежное чувство, любовь, как зарница,
Шепот несмелый, громовое слово —
Все на алтарь беспощадный стремится,
В страшную бездну снова и снова.
Где пониманье?
Где ты, критерий?
Вечно сомнение в сердце пребудет?
Истины Матерь? Вершина мистерий?
Темная? Ясная?
Кто нас рассудит?
Гибнут миры.
И пылают созвездья,
Новых галактик грохочут зачатья,
Кроносы юные в новых просторах
Страстным богиням готовят объятья.
Пусть разрушаются в порох системы,
Тают свидетели творческой драмы, —
Евы желанные в новых Эдемах
Вновь призывают любимых Адамов…
Будут и яблоки, будут и Змеи,
Будет паденье, проклятие Бога,
Авеля нежность. Каина зависть
Двинутся снова от злого порога.
Сквозь революции, царства, поэмы
Дети Адама направятся в небо,
Чтоб созидать мировые поэмы,
А в результате разгадывать ребус:
Что ты, Любовь?
Или завет Воскресенья?
Искра правечного Змея Ананты?
Бред несусветный иль Божье Веленье?
Пепел или пламень?
Феникс или фантом?
— Странно, — сказал Григог, прослушав стихотворение.
— Что странно?
— Вы не похожи на современных девушек.
— Почему?
— Они не задумываются над такими проблемами. Любят, и все. Плачут, если грустно.
Радуются, когда весело. Они даже легкомысленны и небрежны в любви. А у вас…
— У меня… — словно эхо, повторила Галя.
— У вас сплошная рана. Душа — скрипка. Еле дотронулся — уже откликается, звучит…
— Вы ошибаетесь, — сурово ответила Галя, глядя куда-то в сторону. — Это неправда.
— Что неправда?
— О современных девушках. Что они легкомысленны. Конечно, есть и такие. Но их — меньше. А большинство — глубокие и нежные. Это они кажутся легкомысленными.
Надевают защитную маску, чтобы вы, мужчины, не ранили их. Вы добираетесь к сердцу, чтобы сразу… оседлать его.
— Вы не очень уважительно относитесь к мужчинам.
— Так оно и есть. А девушки должны беречь свою нежность в тайне. Ибо что останется потом, когда мужчина сорвет цветок, растопчет и уйдет прочь? Только пустота. Девушки берегут заветный цветок для принца…
— Для принца? — растерялся Григор.
— Для единственного. Для небесного возлюбленного, который приходит в сновидении, в мечтаниях. Каждая девушка мечтает о принце. И не встречает его…
— А Ромео и Джульетта? Тристан и Изольда? Меджнун и Лейла?
— А что с ними случилось? — возразила Галя. — Мир растоптал их, растерзал. И лишь после смерти воспел. Да и то… для спектакля, для сцены. Для денег. Для равнодушных людей, которые показывают в фойе свои туалеты.
— Это правда. Но я как-то не задумывался об этом.
— Вот видите. А о девушках думайте осторожнее. Не судите по внешним признакам. В каждом человеке — бездна. То, что снаружи, — может быть лишь пеплом. А под пеплом — жар…
— Говорите, говорите, — тихо попросил Григор. — Это прекрасно.
— Пустое, — внезапно смутилась Галя и отвернулась. — Не надо меня хвалить. А как же стихотворение? Не понравилось?
— Хорошо, — искренне сказал Бова. — Куда мне! У вас — мысль. И нежность. И глубина…
— Перехвалите, — засмеялась Галя. — Нет ничего особенного. Мне лично не нравится. То, что в сердце, — нельзя выразить в слове. Я же чувствую. Нужен какой-то новый, небывалый способ общения. Может, тогда… Только когда это будет?
