Предсказание дельфинов - Вайтбрехт Вольф

- Значит, по-вашему, в гены дельфинов была заложена некая программа?» — наконец спросил Сахаров. - Во-первых: сохранение вида. Во-вторых: контакт с людьми. В-третьих: выбросить их на берег, чтобы они сами себя предложили для вскрытия – смотрите, люди, какой у нас особый мозг. Нет, нет и ещё раз нет, я не могу этого понять. Зачем им это было нужно? Конечно, зона молчания – это странно. Сам дельфин – чудо точности, всё верно; но то, что они ставили на нём эксперименты, что они взяли его с собой в космос и, чёрт возьми, однажды вернули нам – нет. Зачем такое сообщение, какое абсурдное, какое лишённое всякой логики? Как говорит профессор Хубер, у них были все возможности установить прямой контакт и в Тироле, и в Мексике. Ты строишь домыслы, Джон.

В комнате повисла тишина. Коньков налил себе стакан воды.

Амбрасян вздохнул и произнёс своим звучным басом: - Я недостаточно эксперт. Тем не менее, в том, что здесь представлено, возможно, есть доля истины.

Коньков посмотрел на него. - Не знаю, мне это кажется фантастическим, даже спекулятивным, вот верное слово. Генетическая информация стабильна, это правда. Но сообщение, если предположить, что была причина использовать столь сложный способ – закодированное сообщение, адресованное нам, – граничит с мистикой.

Уилер настаивал. - Но даже вы признаёте, что зона молчания – это загадка, как подтверждает профессор Сахаров. Доктор Коньков, давайте попробуем. Зона молчания должна заговорить, тогда и будет решено, кто прав.

- Я понимаю, что Коньков имеет в виду, – сказал Сахаров. - Живой субстрат в роли печатного листа бумаги, биологической перфоленты – вот что его беспокоит.

Коньков горячо согласился.

- Признаюсь, — продолжал Сахаров, — я тоже нахожу эту идею отвратительной. Мы видим в мозговой материи нечто живое, нечто постоянно изменяющееся, нечто, что должно непрерывно адаптироваться и приобретать новые свойства. А посреди столь высокочувствительного организма — фрагмент мёртвого кода. Возможно, мы смотрим на него слишком уж с точки зрения нашего собственного, узкого, земного опыта; я готов это признать.

Амбрасян подытожил: - Я за то, чтобы последовать предложению профессора Уиллера и попытаться заставить заговорить упорно молчащую зону:

Я тоже не могу понять идею о существовании некоей спящей области, из которой не исходят импульсы или потенциал. Это нелогично и непонятно. Здесь я согласен с нашим американским другом. Однако, что касается его предложения о послании…» — он поднял руки, пожал плечами и посмотрел на Уиллера, — - я пока его не понимаю. Как он сам говорит, это может решить только результат. Вы остаётесь у нас ещё на несколько дней, а всё остальное будет подробно обсуждено. А теперь, пожалуйста, угощайтесь; почему вы думаете, что добрые духи накрыли нам стол? От споров у меня всегда разыгрывается аппетит.

***

Зоологи очень подробно изучили плёнку; многое из неё было показательным, многое заполняло пробелы; прежде всего, они неоднократно возвращались к сценам с дельфинами. С фотографией в руках Уилер подошёл к Хельге в фотолаборатории. - Посмотрите, пожалуйста: вот, да, вот, полускрытая, не антенна ли это, которую дельфин носит на шее? Не могли бы вы увеличить её для меня, сделав максимально контрастной?» Хельга пообещала сделать всё возможное. Результат их поразил. У дельфина на заднем плане фотографии в жировой складке на шее виднелся небольшой вертикальный стержень. Увеличенная деталь напоминала телескопическую антенну.

Теперь Уилер торжествовал. - Это доказывает, что на той чужой планете они проводили эксперименты с дельфинами, а именно с их мозгом!» Сахаров и Коньков не могли возразить, и обнаружили, что антенна была примерно такой же длины, как и та, что была у Хойти и Тойти. С доказательствами или без доказательств, гипотеза Уилера о биоинформации была ещё далека от подтверждения.

10

За два дня до отъезда Амбрасян снова вызвал к себе одесскую группу. В Лаборатории 5, где проходила встреча, стояло огромное оборудование, которое они никогда раньше не видели, похожее на гигантский энцефалограф, соединённый с экраном, – нечто вроде их собственного оборудования в Одессе; только они нигде не смогли найти устройство для построения кривых.

Ева Мюллер разгадала загадку. - Представляю вам совершенно новое оборудование из нашего Дрезденского института. Пока мы проводили исследования пещер в Монголии, работа над ним всё ещё велась. Теперь оно делает то, что мы ожидаем. Мы называем его преобразователем абстракции.

Преобразователь абстракции? Сахаров читал о нём, что было чрезвычайно интересно; ему было любопытно услышать мнение молодого учёного.

- Мы уже давно пытаемся, — сказала Ева, — интерпретировать то, что можем обнаружить в мозговых волнах — с дельфинами вы ничего другого не делаете, — или, ещё лучше, сделать их видимыми. Чтение мыслей — давняя мечта человечества. Люди обычно представляют, что благодаря передаче неких таинственных волн, пси-волн, особо подходящий испытуемый может испытывать определённые эмоции и идеи, образы и концепции, предложенные ему экспериментатором.

Заметив, что её выступление вызвало интерес, Ева живо продолжила: - Если такое когда-нибудь произойдёт, — объяснила она, — это будет иметь революционные последствия для человеческого сосуществования. Но она не верила в это; она всегда представляла себе нечто другое: специфическая способность человеческого мозга к абстракции должна также генерировать определённые потенциалы возбуждения. Они работали над этим в Дрездене годами; теперь, используя крайне избирательные методы, им удалось извлечь потенциалы абстракции.

Сахаров, Коньков и Уилер слушали с растущим вниманием. Это было нечто поистине новое, гораздо большее, чем они когда-либо мечтали, сидя перед своими графиками и экранами. Особые абстракционные потенциалы.

— но как они выражали себя? На их вопрос ответила Ева Мюллер, объяснив, что концентрация на определённых понятиях приводит к появлению определённых кривых концентрации абстракции. Была предпринята попытка визуализировать импульсы в частотах изображения. Это быстро удавалось у людей с особенно сильной волей; теперь же устройство было настолько усовершенствовано, что изображения абстракционных потенциалов появлялись и у, скажем, обычных людей. - Посмотрите на эти фотографии.

На одной из них был виден треугольник со слегка волнистыми контурами. - Это концентрация на геометрической фигуре. На другой была изображена размытая, изогнутая линия с более чёткими боковыми ответвлениями и выступом, шаром, наверху. - Абстракция цветка, — уточнила Ева. На третьем изображении был изображен контур молотка.

- Однако я хотела бы подчеркнуть: наш преобразователь не умеет читать мысли; он может лишь визуализировать концентрацию на конкретном объекте, процессы, требующие способности к абстрагированию.

Она пригласила их на эксперимент. Профессор Шварц сел в экспериментальное кресло, и ему на голову надели шапочку с тактильными контактами. Ему было поручено сосредоточиться на одной букве, а именно на букве L. По мере того, как Шварц пытался представить себе L как можно интенсивнее, на экране появились мерцающие линии. Выросла тёмная, резко очерченная фигура – действительно буква; к изумлению зрителей, это была чёткая латинская L, а не кириллическая, как все ожидали. Сам Шварц был удивлён, но как только он поддался своему изумлению, изображение исчезло.

- Это потому, что вы уже несколько месяцев говорите с нами по-немецки, и сегодня в лаборатории мы тоже общались на немецком, – заметила Ева Мюллер.

- Как вы думаете, этот преобразователь абстракций может помочь нам в Одессе?» — спросил Сахаров.

- Когда мы изучали потенциальные кривые ваших дельфинов, которые товарищ Коньков принёс нам вместе с записями, мы заметили, что они действительно очень похожи на человеческие, — сказал профессор Шварц. - Теперь мистер Уилер предполагает, что в зоне молчания может быть закодированное сообщение. Если бы можно было получить потенциалы из зоны молчания, их можно было бы расшифровать с помощью преобразователя абстракций.