Октавия Батлер - Дикое племя
— Я пришла в эту землю, чтобы стать твоей женой, — сказала она. — Но всегда есть много других, которые готовят для тебя и обслуживают тебя, чуть ли не так же, как обслуживала бы жена. И если бы здесь не было других, то я очень плохо справлялась бы со своей ролью на новом месте, о котором знаю так мало. Ты должен был знать, что со мной именно так и произойдет, но все-таки хотел взять меня с собой, и я хотела быть с тобой, несмотря на то, что мне пришлось начинать все заново, как ребенку. — Она вздохнула и оглядела комнату, будто разыскивая слова, которые могли бы дойти до него. Кругом была незнакомая ей обстановка: стол, кровать, громадный шкаф с выдвижными ящиками, какие используют в Дании для хранения одежды и белья. Еще здесь было несколько стульев и ковров. Все это было так же чуждо ей, как и сам Доро. От этого у нее только возрастало чувство беспомощности, словно она явилась в это странное место с единственной лишь целью — умереть. Она уставилась на огонь в камине, единственную знакомую для нее вещь в этой комнате, и тихо продолжала:
— Муж мой, а может быть, это и хорошо, что ты уезжаешь? Год или два — не такой долгий срок, особенно для нас. Мне и прежде приходилось подолгу оставаться одной. Когда ты вернешься, я буду знать, что и как мне следует делать, чтобы быть для тебя достойной женой. И я подарю тебе сильных сыновей. — Она вновь взглянула в его сторону, заметив, что он наблюдает за ней. — Не отталкивай меня, пока я не показала тебе, какой женой я могу стать.
Он уселся на кровати, спустив ноги на пол.
— Ты ничего не поняла, — сказал он тем же мягким голосом. Он привлек ее ближе, усаживая рядом с собой. — Разве я не говорил тебе, что именно я создаю? На протяжении многих лет я собирал людей с такими малыми признаками потенциальной силы, что они казались самыми обычными людьми, и скрещивал их вновь и вновь, пока их потомки не развили в себе эти скрытые возможности. И на свет стали появляться такие люди, как Исаак.
— И такие, как Лейл.
— Лейл был не так уж и плох. Он очень хорошо управлял своими способностями. Я создал и других, такого же типа, чьи способности гораздо сильнее, а поведение намного лучше.
— Разве ты создал его? Из чего? Из кучи глины?
— Энинву!
— Исаак говорил мне, что белые верят, будто их бог создал первых людей из праха. Ты говоришь так, словно ты сам бог!
Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. В его взгляде проступала печаль.
— То, что я есть, или то, что я думаю об этом, тебя не касается вообще. Я сказал тебе, что ты должна делать… нет, нет, подожди. Выслушай меня.
Она закрыла рот, проглатывая очередные слова протеста.
— Я уже сказал, что ты не поняла, — продолжил он. — Теперь я думаю, что ты намеренно не хочешь понять меня. Да неужели ты и в самом деле думаешь, что я могу отказаться от тебя лишь только потому, что ты неумелая жена?
Она отвернулась. Нет, разумеется, она не верила этому. Она лишь хотела удержать его от невозможных для нее поступков. Ведь он собирался скрещивать ее точно так же, как люди скрещивают домашний скот. Он так и сказал: «Я хочу детей от твоего тела и от его». Ее желания не имели значения. Разве спрашивал кто-нибудь об этом корову или козу?
— Я даю тебе самого лучшего из своих сыновей, — сказал он. — И я надеюсь, что ты будешь хорошей женой для него. Я никогда бы не отдал тебя ему, если бы не был уверен в этом.
Она медленно покачала головой.
— Нет, это ты не понимаешь меня. — Она внимательно посмотрела на него — в его глаза, глаза обычного человека, на его чуть удлиненное красивое лицо. До сих пор ей удавалось избегать подобных стычек с ним благодаря тому, что она шла на уступки. Сейчас она не могла подчиниться.
— Либо ты мой муж, — сказала она как можно спокойней, — либо у меня вообще нет мужа. Если мне понадобится мужчина, я найду его себе сама. Мой отец и все мои прежние мужья давным-давно умерли. Ты не принес мне никаких подарков, ты просто прогнал меня прочь. Ты можешь меня прогнать, но ты не сможешь указывать мне, куда я должна идти.
— Разумеется, могу. — Его спокойный тон был подстать ей, но только в его голосе на этот раз звучало смирение. — Ты знаешь, Энинву, что ты должна подчиниться. Неужели я должен забирать твое тело, чтобы получить от него тех самых детей, которых хочу?
— Ты не сможешь. — Внутри себя она быстро перестроила все свои органы, в буквальном смысле переставая быть женщиной, а для полной уверенности и мужчиной. — Ты можешь вынуть мою душу из моего собственного тела, — сказала она. — Да, я думаю, ты можешь сделать это. Но мое тело не принесет тебе удовлетворения. Тебе придется слишком долго приводить в порядок все, что я проделала с ним, прежде чем ты сможешь его использовать. Оно не сможет так долго прожить без меня.
Она не ошиблась насчет гнева в его голосе, когда он заговорил вновь.
— Ты ведь знаешь, что я буду собирать твоих детей, если не смогу заполучить тебя.
Она повернулась к нему спиной, обхватив плечи руками. Затем она с силой опустила их.
— Убей меня! — с шипением произнесла она. — Убей меня сейчас, но никогда не проси меня ни о чем подобном!
— И твоих детей? — спросил он, оставаясь неподвижным.
— Ни один мой ребенок не пойдет на такую мерзость, какую задумал ты, — прошептала она.
— А теперь кто из нас лжет? — спросил он. — Ведь ты знаешь, что твои дети не имеют твоей силы. Я получу от них все, что хочу, а затем уже их дети будут точно так же принадлежать мне, как и здешние люди.
Она промолчала. Разумеется, он был прав. Даже ее собственная сила была всего лишь бравадой — как фасад, она скрывала весь внутренний ужас, охвативший ее. Только гнев все еще не позволял ей опустить голову. И что было лучше, гнев или вызов? Он мог уничтожить самую ее душу, и тогда для нее уже не было бы очередной жизни. А затем он добрался бы и до ее детей, совращая их одного за другим. Она была готова разрыдаться.
— Ты должна успокоиться, — сказал он. — Жизнь будет богатой и счастливой для тебя. Ты будешь удивлена, как легко тебе удастся присоединиться к этим людям.
— Я не выйду за твоего сына, Доро! И неважно, чем ты будешь грозить мне и что будешь обещать. Я не выйду за него!
Он вздохнул, накинул на себя одежду и направился к двери.
— Оставайся здесь, — сказал он. — Оденься и жди.
— Ждать чего! — с горечью выкрикнула она.
— Исаака, — ответил он.
А когда она повернулась к нему лицом и уже открыла рот, чтобы в очередной раз обрушить на него проклятья, он подошел к ней и изо всех сил ударил по лицу.
Был какой-то миг, когда удар еще повис в воздухе, когда она еще могла бы схватить его руку и переломить ее как сухую ветку. Был миг, за который она могла разорвать его глотку.
