Гарри Гаррисон - Стальная крыса идет в армию
– Не выйдет. Как только мы закажем пива, харчевня закроется и все разойдутся.
– Это потому, что у вас нет вирров, местных денег, нашего всеобщего эквивалента. Зато у меня вирров куры не клюют. Идем, я угощаю.
Солдаты живо исчезли за дверью. Когда я вошел, они уже приплясывали от нетерпения возле стойки.
– Три кружки пива, – заказал я, бросая пластмассовый виррдиск Стирнера в прорезь на поверхности стойки. – Большие.
Пока робот-бармен, блестящий хромом и медью, с крышечками от бутылок вместо глаз, нес пиво, я получил обратно диск, служивший кредитной карточкой.
– Выпьем за армию, ребята! – торжественно сказал я, поднимая кружку. – Надеюсь, вы довольны карьерой, которую выбрали.
– Выбрали? Как бы не так – нас мобилизовали! Насильно затащили в армию. Мы прятались, ловчили, да все без толку, – заныли они, осушив кружки. – Что в ней хорошего, в армии? Муштровка, издевательство, вонючие начальники… Такую профессию разве выбирают добровольно?
– Разумеется, нет! Но кормят-то вас, надеюсь, сносно?
Я с наслаждением выслушал вопли и проклятия по адресу самоприготовляющейся колбасы и заказал пива. Когда солдаты утопили носы в пене, я предложил:
– Я знаю, у вас только что был обед, но очень уж уютно смотрятся три свободных стула за столиком, где сидят пожилой джентльмен и милая птичка. Надеюсь, друзья, вы позволите угостить вас добрым бифштексом?
Ответом был частый топот сапог. Перед нами поставили тарелки, и мы их мигом подчистили, стараясь не чавкать, – с нами как-никак юная дама.
Высосав по кружке пива, солдатики стали откровенно пялиться на Шарлу.
Пора было переходить ко второму этапу.
– Но если в армии не очень хорошо кормят, – сказал я, – то это, должно быть, компенсируется заботливым отношением сержантов к нижним чинам?
Сочувственно кивая и внутренне ухмыляясь, я выслушал поток жалоб на командиров, уборные, кухню и прочие прелести, столь любезные сердцу служивого человека. Затем я мигнул Стирнеру и откинулся на спинку стула.
– Простите, молодые люди с далекой планеты, что я вмешиваюсь, но мы с моей дочерью Шарлой поневоле слышали ваши слова. Неужели возможно, чтобы человека против его желания заставляли служить в армии?
– Еще как возможно, папаша. Привет, Шарла. Ты когда-нибудь ходишь гулять с кем-нибудь еще, кроме отца?
– Да, и очень часто. Я просто обожаю красивых молодых людей. Таких как вы.
Мы утонули в прозрачных озерах ее глаз и, побултыхавшись немного, вынырнули, чуть живые от любви. Стирнер что-то говорил солдатам, но они не слышали. Мне пришлось поставить большие кружки пива, чтобы заслонить Шарлу от вытаращенных глаз моих приятелей.
– Я искренне сочувствую вам, молодые люди. На нашей планете такое просто невообразимо. Подобное насилие противоречит нашим законам, которые утверждают, что никаких законов быть не должно. Но почему вы позволяете, чтобы с вами так обращались?
– Нету выбора, папаша. Нас держат за колючей проволокой, с нас глаз не спускают днем и ночью, кто бежит, в того стреляют, а кого ловят, ставят к стенке. Да и бежать некуда, и спрятаться негде.
Он тяжко вздохнул. По щеке его друга сбежала слеза.
– Н-да, – произнес Стирнер. – У нас такое невозможно. Тут нет колючей проволоки, и никто не стал бы за вами следить, и уж тем более расстреливать. В нашей огромной стране любой готов помочь человеку, попавшему в беду.
Солдаты подались вперед, напрягая затуманенные пивом мозги. «К-ка-гал…» – пробормотал один из них. Шарла ангельски улыбнулась.
– Я не понимаю этого слова, молодой человек, но чувствую, что оно выражает недоверие. Можете не сомневаться, мой отец говорит правду. Вот, смотрите. Это железнодорожные билеты до городка, где мы живем, – маленького идиллического городка фермеров. Ехать туда на скором поезде один день. Видите, машина ошиблась и вместо двух билетов выдала четыре? Надо бы вернуть, но, если хотите, можете взять их как сувениры.
Два билета молниеносно исчезли.
– На перрон можно подняться по боковой лестнице, ее не охраняют, – невинно добавила Шарла.
– Надо спешить, а то не успеем к отходу поезда, – Стирнер встал и поднял с пола сверток. – У меня есть два сына, молодцы примерно вашего роста и сложения. Я везу им новую одежду. – Сделав шаг к выходу, он обернулся. – Если нужно, я могу одолжить вам эту одежду.
Солдаты ринулись за ним к двери. Шарла проводила их томным взглядом.
– Ты хорошо знаешь тот городишко? – спросил я. – Сможешь объяснить ребятам, как найти друзей?
– Ни разу там не была, нашла это место на карте. Не волнуйся, они получат помощь и убежище. Я провожу их и через два дня вернусь. А вот и они. Смотри, какие красавчики? Разве им не к лицу гражданская одежда?
«Уроды!» – ревниво подумал я, сожалея, что не могу доехать вместе с ними. Я подошел к столику, за которым, страдальчески глядя в спину уходящей Шарле, сидел Мортон. Мне пришлось дважды толкнуть его, чтобы привлечь к себе внимание.
– Не волнуйся, она вернется. Ты все записал?
– Каждое слово. Нельзя ли еще пива? Я только одну кружку выпил – меня Шарла угостила перед тем, как ты вошел. Ты, я видел, еще и бифштекс зака…
– Какое еще пиво на посту, солдат?
К нам подошел Стирнер с корзиной в руке.
– Здесь их мундиры.
– Отлично. Нам они понадобятся для съемки. А теперь – в студию видеозаписи.
В здании, где находилась студия, нас уже ждали. Я протянул одному из техников кассету со звукозаписью.
– Нужно несколько сот копий.
– Сделаем за час. – Кассету выдернули из моей руки. Я повернулся к переполненным энтузиазмом работникам студии.
– Директор?
Вперед вышел статный рыжеволосый человек.
– К вашим услугам. Юпитеры, колонки, камера – все готово.
– Замечательно. Как только мой помощник наденет мундир, начинайте съемку. Где здесь можно переодеться?
Вытащив мундир из корзины, Мортон держал его двумя пальцами, как дохлую крысу.
– Даже смотреть на него противно, – сказал он. – Как представлю на себе эту гадость…
– Мортон, заткнись, – перебил я, – ты теперь актер, будешь сниматься в роли солдата. Потом снимешь форму уже навсегда. Можешь сжечь ее, если хочешь.
Он неохотно сел, сунул ноги в штанины. Что-то выпало из кармана и звякнуло об пол. Личный номер рядового Пайка 0765. Пока я подбрасывал диск на ладони, в мозгу моем зашевелилась мысль… Но меня отвлек вопль отчаяния:
– Не надо! Когда у тебя вот так блестят глаза, это означает, что нам предстоит лезть к тигру в пасть. Чур, на этот раз – без меня.
Я похлопал его по плечу, поправил галстук.
– Успокойся. Ты прав, у меня родилась отличная идея. Но ты на сей раз не понадобишься. Пошли сниматься, а потом я расскажу, что придумал.
