Василий Головачев - Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Почему же сейчас меня потрясывает и знобит? Я бы легко мог расстрелять их всех из «Квазара» или вообще накрыть ракетой! Легко! Был бы приказ!
Но приказа не было.
Появились сомнения.
А в трех километрах к югу поруганные женщины продолжали молить Всевышнего о смерти.
Сомнения росли с каждой минутой, и в какой-то момент я собрался идти к Джессике за советом. Начал готовить пояснительную речь. Получилось что-то вроде этого. Джессика, мне нужна твоя помощь. Я тут освободил поселенцев и теперь не знаю, что мне с ними делать: быстренько умертвить или подождать, пока сами сдохнут денька через три? Это не шутка. Просто у них такое состояние, когда свобода уже не приносит избавления. Не понимаешь? Странно? Вот и я не понимаю. Может, просто завести их всех в один барак, накидать туда гранат, и дело с концом? Нет? Тебя это расстроит? Тогда что же делать? Может, ракетой накрыть? Подскажи. В конце концов, это твои друзья! Ну!
Я представил личико Джессики, когда она это услышит, и пошел в оружейку.
Ничего, мы уж как-нибудь сами.
Клинки не затупились.
Пожалуй, все-таки газ. Никакого запаха, никакой боли – тихий вечный сон. Они долго мучились, пусть хотя бы умрут во сне. А «пиротехнику» оставим для других случаев. Еще пригодится.
Вечером пошел к соседям. Открыл Павел.
– Здорóво! У тебя лопата есть?
Наверное, слишком громко спросил. Он вздрогнул и отшатнулся. Достал уже дергаться!
– Есть. А вам какая нужна: штыковая или совковая?
– Обе.
– Понятно! Тоже решили огородничать?
– Угу.
– Сейчас принесу.
Он скрылся в доме. Вышла Джессика. Несколько секунд внимательно меня рассматривала.
– Где Павлик? – спросила упавшим голосом.
– Пошел за лопатами. Хочу одолжить на пару дней.
– Кого хороните?
– Всех.
– Наших? П-поселенцев?
– И поселенцев тоже.
Она пулей выбежала в огород, упала на грядки и начала кататься по земле с тихим воем.
Нетушки, хватит с меня спецэффектов! Пора с этим кончать! Я метнулся к Джессике, схватил ее за бедра и окунул по пояс в бочку с водой. Через десять секунд вынул и поставил на ноги.
– Кулачки разожми, пальчики попортишь!
– Я знала, что вы не шутите, – заскулила Джессика, выбрасывая комья мокрой земли. – Понятно? Я знала! Просто очень боялась! Засуньте меня еще раз в бочку и больше не вынимайте!
На пороге появился Павлик с лопатами и закричал в темноту:
– Где вы? Ау!
Я прижал к нему насквозь мокрую Джессику, подхватил выпавшие из его рук лопаты и пошел к забору.
– Вы их убили? – спросила темнота голосом Джессики.
Я остановился и повернулся кругом. На такие вопросы надо отвечать глядя в глаза.
– Я прекратил их мучения, Джессика. Они умерли во сне. Газ.
– Мы можем помочь?
– А вы многих поселенцев знали в лицо и по именам?
– Почти всех.
– Тогда пойдемте со мной, будем хоронить в отдельных могилах.
– А почему ночью? – удивился Павлик.
– Потому что тела разлагаются. Если начать завтра, мы не успеем: трупный запах будет выворачивать нас наизнанку… У тебя жена врач. Она лучше объяснит. К тому же я все равно не усну.
– Павлика берем? – спросила жена-врач. – Я сейчас тоже не усну.
– Это ваш муж. Но я бы взял. Копать-то он умеет?
– Научится! Я пойду сварю кофе…
– Нет!!!
– Что случилось?
– Простите, ничего. Дурное воспоминание. И переоденьтесь во что-нибудь сухое.
Похороны заняли трое суток. А потом еще три дня мы делали надписи на могилах.
Не знаю, как Джессика это пережила. Но держалась молодцом. Павлик тоже не подкачал. Особенно в первую ночь хорошо постарался. Только утром Джессика заметила, что у него ладони стерты в кровь.
Кофе получился обалденный.
Следующие два дня я усиленно тренировался. Никаких перерывов.
А потом позвонил полковник:
– Прости, малыш, но, кажется, твой отпуск закончился. Мне очень жаль. Собирайся и беги оттуда побыстрее. Сможешь улететь на катере «Астории»?
– Думаю, да, но недалеко. Что случилось? Опять надо кому-то оторвать голову? Вообще-то я только начал отдыхать…
– Тебе нужно убираться оттуда! Произошло небольшое ЧП, я сам узнал только что. Беглецы с «Астории» – это первые ласточки. У нас бунты во всех тюрьмах Империи одновременно, и никто не собирается их подавлять. Таких массовых побегов еще не было. Урки хорошо организованы. Собрались в один флот и теперь летят прямиком к тебе. Делай ноги, малыш, и поскорее. Они объявятся через пару дней.
– Сколько их?
– Кораблей триста.
– А людей?
– Около восьми тысяч.
– Многовато…
– Я о том же.
– Оружие?
– Все тюремные арсеналы. Как минимум. Возможно, им еще подкинули.
Я присвистнул.
– Почти весь «Тартар» сбежал. Эти ребята тебя не забыли. Ты же у них отличился! Да и остальные тюрьмы – не чета «Астории». Восемь тысяч озлобленных урок, готовых снести все на своем пути, летят прямо к тебе. Публика знатная. На воле стволы из рук не выпускали. Половина – военные, половина – грабители. Целая армия хорошо подготовленных, обстрелянных бойцов.
– Хотите меня напугать?
– Хочу тебя уберечь. Успеешь подготовить катер за один день?
– А как же ангелы? Двое ведь еще живы.
– Боюсь, они обречены. Конечно, можешь забрать их с собой, но это ничего не изменит. Ты ведь не будешь таскать их в чемодане повсюду. А как только они останутся одни… Сам знаешь. Ангелы могут жить только на Блике, – полковник замолчал и тут же поправился: – Могли. Заповедные экземпляры. Мне очень жаль. Ты к ним привязался?
– Я ни к кому не привязываюсь! Просто не хочу оставлять уркам такой подарок!
– Это правильно, малыш. Можешь пристрелить их из чего-то импульсного, чтобы не мучились. Наверное, так будет лучше всего. Они ничего не почувствуют. Чпок – и все, и пустота. Были – и нет. Даже памяти не останется.
Я вспомнил ее выходы в купальнике, вспомнил, как она протянула мне руку и сказала меня зовут Джессика, как она залепила мужу пощечину, вспомнил ее дурацкие извинения и просьбы о невмешательстве в личную жизнь, ее пирог, ее слезы, ее улыбку, ее признания, ее страхи, вспомнил комья мокрой земли в ее кулачках. А Джессика в вечернем платье?
Мысли затупились.
А этот шибздик? Тоже, наверное, жить хочет. Отойди, это не твое! Но тогда знайте: вам не будет счастья! Да кому оно нужно, это гребаное счастье?! Соплежуй умудрился наехать на Императора! Ученый!
Чпок – и все, и пустота. Были – и нет. Даже памяти не останется.
