Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы
ДЕНЬ ОДГЕТТЕНИ МЕСЯЦА САСМИ. Исполнение обязанностей старшего офицера Сарфа предполагает определенный комплекс глупости. И Гаум тому свидетельство. Он воспринимает меня, как кархидского агента, который пытается втянуть Оргорейн в игру с целью потери престижа, заставляя его поверить в тот обмен, который представляет Посланец из Эйкумены, он думает, что, будучи премьер-министром, я только и делал, что готовил этот трюк. Господи, да мне было чем заниматься вместо того, чтобы играть в шифтгреттор с этим мерзавцем. Но он совершенно не в состоянии воспринять такой простой ответ. Теперь, когда Джегей в какой-то мере покинул меня, Гаум решил, что меня можно перекупить и в своей своеобразной манере готовится поторговаться со мной. Наблюдая за мной или же зная меня уже достаточно хорошо, он знает, что я буду готов войти в кеммер в день Постхе или Торменбод, поэтому прошлой ночью, применив гормональные инъекции, в чем я не сомневаюсь, он вошел в полный кеммер и будет готов соблазнять меня. У нас произошла случайная встреча на улице Пьонефин.
— Харт! Я вас не видел уже полмесяца! Где вы прячетесь? Заходите распить со мной бокал эля.
Он избрал одну из тех пивнушек для эля, которые находятся дверь в дверь с соседним кеммер-домом Сотрапезничества. Он заказал нам не эль, а живую воду. Он решил не терять времени. После первого же стакана он накрыл мою руку и, приблизив свое лицо к моему, шепнул:
— Встретились мы не случайно, я поджидал вас: сегодня вечером я в кеммере и страстно желаю вас, — и говорил он это, называя меня по имени, данному мне при рождении. Я не вырезал ему язык лишь потому, что с тех пор, как я покинул Эстре, не ношу с собой ножа. Я сказал ему, что пока я в изгнании, предпочитаю воздерживаться. Он продолжал ворковать, держа меня за руку. Он слишком быстро вошел в полную фазу женщины. Гаум в кеммере очень красив, и он полагался на свою красоту и на сексуальную настойчивость, зная, как я предполагал, что во время Хандарры я был вынужден прибегать к лекарствам, подавляющим кеммер, и уже долгое время воздерживался от всякого общения. Но он забыл, что отвращение лучше любого лекарства. Я освободился от его когтей, хотя они, должен признать, оказали на меня некоторое воздействие, и оставил его, предположив, что он тут же сунется в двери кеммер-дома, что был неподалеку от нас. Он взглянул на меня с жалкой ненавистью, ибо, не достигнув своей цели, он по уши был в кеммере.
Неужели он в самом деле думал, что я так дешево поддамся ему? Должно быть, он в самом деле считал меня идиотом; при этой мысли я почувствовал себя таковым.
Черт с ним, с этим грязным типом. Среди них нет ни одного чистого человека.
ДЕНЬ ОДСОРДНИ МЕСЯЦА САСМИ. Сегодня днем Дженли Ай говорил в Зале Тридцати Трех. Туда никого не пускали, и не было никаких сообщений, но Обсле позже нашел меня и прокрутил собственную запись этой встречи. Посланец говорил как нельзя лучше, с трогательной откровенностью и настойчивостью. В нем есть та невинность, которая для меня совершенно чужда и даже глупа; но наступают минуты, когда эта кажущаяся невинность превращается в дисциплину знаний и величие цели, которые восхищают меня. Его устами говорил умный и великодушный человек, который пытался связать воедино в цельную мудрость огромный, древний, страшный и невообразимо разнообразный опыт жизни. Но сам он был молод, то есть, нетерпелив и неопытен. Он был выше нас и смотрел дальше, но сам он был всего лишь человеком.
На этот раз он говорил лучше, чем в Эренранге, проще и в то же время тоньше и умнее: как и все мы, он учится по ходу времени.
Его выступление часто прерывалось выкриками членов главенствующей фракции, требовавшими, чтобы Президент остановил этого сумасшедшего, вышвырнул его и прекратил заниматься этими делами. Сотрапезник Джеменбей был самый шумный, и скорее всего, самый непосредственный.
— Вы же не собираетесь заглатывать этот шурум-бурум? — кричал он, обращаясь к Обсле, сидящему наискосок от него. То и дело возникающий на ленте шум мешал проследить, как Обсле ответил ему. Восстанавливаю приблизительно:
Алшел (председатель): Мы, Посланец, сочли эту информацию и предложения, выдвинутые мистерами Обсле, Слоси, Джегеем и другими очень интересными — и более того. Тем не менее, только ее одной нам не хватает (смех). Так как у Короля Кархида находится ваш… ваш транспорт, на котором вы прибыли, и он под замком, так что мы не имеем возможности взглянуть на него, возможно ли, чтобы вы попросили спуститься ваш… Межзвездный Корабль? Когда вы могли бы вызвать его?
Ай: Межзвездный Корабль — это вы хорошо назвали его, сир.
Алшел: Вот как? А как вы называете его?
Ай: Ну, с технической точки зрения, это обитаемое межзвездное Сетианское устройство НАФАЛ-20.
Голос: А вы уверены, что это не Сани Святого Петхета? (хохот).
Алшел: Прошу вас. Да. Итак, если бы вы могли вызвать этот корабль сюда, на почву, — на твердую почву, можно утверждать, — чтобы мы могли, так сказать, иметь надежное доказательство…
Голос: Доказательство, что есть у рыбы потроха!
Ай: Я очень хочу доставить этот корабль сюда, мистер Алшел, как доказательство и свидетельство нашего взаимного доверия и доброй воли. Я жду лишь предварительного публичного оповещения об этом событии.
Кахаросил: Разве вы не видите, Сотрапезники, в чем тут дело? Это не просто глупая шутка. Это, по сути, публичное издевательство над нашим доверием, нашей откровенностью, нашей предельной глупостью, которое с предельной наглостью творит лицо, стоящее сегодня перед нами. Вы знаете, что он явился из Кархида. Вы знаете, что он кархидский агент. Вы знаете, что в сексуальном плане он отличается от типа, привычного для Кархида, что является результатом влияния Темного Культа и, продолжая оставаться таким, он даже иногда принимал участие в оргиях Предсказателей. И тем не менее, когда он произносит «Я из Внешнего Космоса», некоторые из вас широко открывают глаза, их интеллект тупеет и они верят! Я не мог себе представить, что такое будет возможно… и так далее, и так далее.
Если верить записи, Ай с достоинством противостоял насмешкам и оскорблениям. Обсле говорил, что держал он себя достойно. Я слонялся вокруг Зала в надежде увидеть его, когда он выйдет после собрания Тридцати Трех. У него было мрачное, подавленное выражение на лице. Он сделал все, что мог.
Моя беспомощность невыносима. Я тот, кто закрутил всю эту машину, а теперь не могу контролировать ее ход. Я слонялся по улицам, низко надвинув капюшон плаща, стараясь увидеть Посланца. Во время этой бесцельной бродячей жизни я потерял всю свою власть, все деньги и всех друзей. Какой ты дурак, Терем.
