Алла Марковская - Волны. Сэнп
На кухню протиснулся Гар и лег у ног Гэла.
Миннэ с изумлением посмотрела на свирепого хозяйского пса:
— А тебя собаки любят…
Дверь вновь открылась, пришла Тиннэ с кувшином, за горячей водой для госпожи, увидела Гэла, побледнела.
— Что с тобой деточка? — удивилась Миннэ.
— Беда в селении… — прошептала Тиннэ, не сводя испуганного взгляда с Гэла. Гэл уже понял — ворлок его классически подставил…
— Тебе водички горячей? — Засуетилась кухарка, — сейчас, деточка, сейчас… Да ты сядь. Испугалась-то как. Тоун сказал, воины ночью будут в деревне сторожить. Тиннэ головой кивнула, но буквально прикипела взглядом к черноволосому. Миннэ заметила, насторожилась, спросила: — Или подозревают кого?
— Говорят, тот самый зверь вернулся, который раньше здесь разбойничал. А если это кто из тех, что в замке живет? — голос у служанки дрожал, она со страхом смотрела на Гэла.
Кухарка застыла посреди кухни, вперив кулаки в бока, поочередно следя за обоими.
Айрэ соскочил с отцовских рук и упрыгал из кухни. За ребенком поплелся пес.
— Да ты что, девонька?! — возмутилась Миннэ, — кабы кто из наших, его бы тот колдун, который приезжал, давно указал бы…
Гэл встал:
— Меня кузнец ждет.
Миннэ едва дождалась, пока Гэл дверь закроет, и сразу набросилась с вопросами на служанку:
— Ты думаешь, он это?
Тиннэ схватила кувшин, едва не обожглась и выпалила:
— А не знаю я! — выбежала, даже дверь не закрыла.
Миннэ так и осталась стоять посреди кухни, позабыв о делах, только и проговорила, глядя на дверь:
— Да… Глупости какие, тоун волколака в замок привел… Вот это да… Его брат женился на оборотне… а сам он… подобрал бродягу… Вот это да… На роду у них, что ли, написано, или проклял кто…
Служанка вернулась в покои госпожи, налила воды в таз, позабыла разбавить горячую воду холодной — как завороженная. Нэллэи заметила рассеянность служанки, пробовала шутить о любовной тоске. Потом утешала, мол, братья и сестры Тиннэ уже выросли, а волколак только совсем маленьких ворует, но вспомнила, что в замке тоже теперь есть малыш — услыхав напоминание об Айрэ, Тиннэ закрыла лицо руками и заплакала.
Гэл готовился ловить ворлока и этой ночью — должен был поймать старого колдуна ради собственной безопасности. Если не поймает, уйдет из замка, спасая сына.
— Ах, вот в чем дело! — изумился Тиррон, — а она видела, как он становиться волколаком?
— Нет, дядя, — Нэллэи покачала головой, — только как он на рассвете через стену перелез, а разве простой человек смог бы по таким стенам взобраться, да и встретил ты его в лесу после того, как волколака из лука расстреляли. Псы этой ночью молчали, и на гостя псы не лают. Волколак уже два года в наши края не заглядывал, только теперь вернулся, а никто его человеческого облика не знает.
— Твоя правда, дитя, — тоун опустив вихрастую голову, пушистая борода легла на грудь, — прикажу пажу найти Кэрфи, поговорить мне с ним нужно. И пускай твоя служанка молчит, смуту пока не поднимает, и без того все селение как улей пчелиный взбудоражено.
Тоуна головой кивнула и к двери пошла, но остановилась, оглянулась:
— Дядя, я спросить хотела, — тиррон кивнул головой, — Я маленькая была… Люди под замком с факелами бегали, кричали, а потом мама и папа исчезли. А в хрониках рода я не нашла описания этих событий. Это ведь не сон был?
— Твой отец погиб на войне, деточка, а мама…
— А мама умерла, не выдержав разлуки, — вздохнув, закончила Нэллэи легенду, как давно усвоенный урок, но уже не так уверенно, как раньше. — Я распоряжусь позвать гостя.
Рыжий стоял на развязках и с упоением звонко грыз цепь, которой был привязан. Гэл прибил подкову на переднюю ногу коня, привычно отмахнулся от любопытного мягкого носа, уже не обращая внимания на клацанье зубов. Огонек поставил ногу на каменные плиты пола и с любопытством осматривал ее. Гэл хмыкнул, вспомнив, сколько усилий приложил для того, чтобы упрямый жеребец позволил подковать себе первую ногу. Сколько криков, беготни по конюшне: порванная цепь, разорванный недоуздок и едва не растоптанный конюх. А вторую ногу подковали совершенно спокойно. И вот теперь эта ненормальная лошадь стоит и спокойно любуется своей ногой, как девушка новой туфлей. Доведя ковку до конца, затер гвозди и расправил уставшую спину. Завел коня в денник, бросил ему охапку сена, а потом долго стоял и смотрел в открытую дверь конюшни. Перед глазами дневной дождливый сумрак постепенно сменялся вечерним дождливым сумраком. Из звуков только шелест нескончаемого дождя по черепичной крыше, слышно, как кони переступают с ноги на ногу, скрип зубов, фырканье и топот бегущих ног — это за ним. Вздохнул. Рыжий неловко коснулся губами его плеча через решетку, Гэл погладил мягкий нос, волоски щекотали ладонь:
— Правильней было бы забирать Айрэ, тебя, и бежать, но ворота закрыты…
Конь как будто понимал, толкнул головой в плечо хозяина: «Мол, бежим, если нужно, бегать я умею».
Мальчик паж вбежал в конюшню. Выкрикнул с порога:
— Тоун приказал! Немедленно!!! В большой зал!!! — последнее громкое предложение мальчик паж кричал, уже выбегая из конюшни. Топот отдалялся.
Гэл открыл денник Огонька, обнял большую рыжую голову.
— Ну вот, — говорил калтокиец коню, — снова как всегда — я устал… — Огонек, удивленный неожиданной лаской, вырвал голову из рук хозяина и для порядка укусил его за запястье, а потом уткнулся теплым носом в шею. Гэл погладил мягкий нос, закрыл денник и накинул плащ.
В коридоре под потушенным факелом Кэрфи схватил Гэла за ворот рубахи и, толкнув в стену, приподнял… Дурной силы в этом бессмертном было много.
— Ты что творишь, оборотень? — прошипел Кэрфи.
Калтокиец сбил руки халкейца с себя…
— Где бы ты не появился, кругом беда, — продолжал Кэрфи, — ребенок пропал, Тиннэ утром тебя видела, когда ты вернулся… Айрэ там, в зале, рядом с креслом тоуна! Ты понимаешь, зачем он там?!
Гэл знал, что Айрэ в зале — заложник.
— Зачем тебе дети? — спрашивал халкеец.
Как сквозь сон доносился голос Кэрфи. Гэл понял, о чем спрашивал его бессмертный, удивился:
— Ты дурак? — Кэрфи побледнел. От возмущения поток слов иссяк. — Вот и молчи, если ума не хватает… — с горькой усмешкой сказал Гэл и, открыв большую дверь, вошел в зал.
Знакомая полубезумная бабка с клюкой. Сидя на полу, рыдает женщина. Бледный мужчина, в скорбной ярости. И еще с десяток злых мужиков да воинственных теток. Здесь же слуги замка, конюхи, кухарка и бледная Тиннэ. На возвышении кресло, в кресле грозный тоун. Вокруг него полтора десятка наемников. У ног тоуна, на подушке Айрэ… возле мальчика Лэннэг с ножом. Все грозные да мрачные, только пес Тиррона поднял голову и вильнул хвостом.
