Алла Марковская - Волны. Сэнп
Каменная конюшня на два десятка лошадей. Просторные денники, куча сена у входа, сухо… Гэл уже подумал о том, что здесь вполне можно жить и ему самому.
Огонек в свой новый временный дом влетел, норовя проскакать через всю конюшню и пробить головой дверь напротив. Гэл повис на поводе:
— Чертова нервная лошадь!
Слуга тоуна вместе с конем тоуна вжался в стену. Конюхи поспешно забежали в денники к лошадям. Огонек крутился, таская Гэла за собой. И вдруг застыл, высоко подняв голову и навострив большие уши (как старый корабль локаторы), пуская пар ноздрями, — конюхи начали смеяться. Огонек смеха не простил — рванул с места, почти налетел на конюхов, остановился перед ними в нескольких сантиметрах, фыркнул, вернулся и прижал свою голову к плечу Гэла: «Вот какой я хороший, несчастный, уставший и даже не кусаюсь — пожалей меня»…
— Хорошо ты меня здесь отрекомендовал, приятель, — ворчал Гэл, поглаживая коня по лбу. — Огонек посмотрел на него большими темными глазами, как невинный жеребенок. Но свет проникал в окошко конюшни, отразился в глазу коня красноватым отблеском. Гэл хмыкнул: — Колдовское животное, как бы нас с тобой обоих здесь на костре не сожгли. Или у них для колдунов другая казнь предназначена…
Пес Тиррона лег у входа, спокойно ожидая, когда закончиться вся кутерьма с рыжим конем и Гэл выйдет из конюшни.
Горящие факелы и свечи едва рассеивали полумрак в запутанных узких холодных коридорах старого замка. Под высокими сводчатыми потолками будто пряталась вечная тьма. Очертания рисунка на выцветших заплесневелых гобеленах были едва различимы. Тускло поблескивали старые доспехи в нишах, и совсем как живым было лицо на потемневшем портрете у предка нынешнего хозяина. Те же недоверчивые глаза, тот же хищный нос, скулы и борода, такой же высокий лоб.
Слуга толкнул большую дверь, украшенную порыжевшей от ржавчины ковкой, и отступил в сторону. За дверью большой зал, с каминами. В зале тепло, сухо, сотни свечей горят на кованых кругах, закрепленных цепями под потолком, потолок почернел от копоти, как картины и гобелены на стенах.
Посреди зала тяжелый стол, устланный белой вышитой скатертью, на столе деревянное блюдо с кусками мяса, в мясо воткнуты ножи, на скатерти лежит хлеб, наломанный кусками, разноцветные овощи в корзинах, три блестящих кувшина да несколько кубков. На каменном полу постелены шкуры сэнпийских зверей, воздух наполнен запахом сапог, сушившихся у камина, запахом грязных ног, едва-едва различимым на фоне манящего запаха жареного мяса.
Айрэ сидел рядом с большим хозяйским креслом на ворохе пепельных пушистых шкур, грыз мясо. Замурзанная мордаха и полное удовлетворение такой жизнью. Но увидев отца, неугомонный ребенок вскочил на ноги с криком:
— Папа! — подбежал к Гэлу, начал кружить, как молодой хищник вокруг своей первой условной жертвы (такими условными жертвами юных охотников, как правило, являются их же родители). Но через две-три секунды ребенка заинтересовал большой пес, и малыш вцепился в мохнатые уши новой жертвы.
По правую руку от хозяина замка восседал в кресле Кэрфи, ноги укутал в одну из шкур, в руке блестящая гравированная чаша, наполненная, судя по запаху, фруктовым вином. Халкеец, улыбаясь добродушной пьяной улыбкой, по-хозяйски пригласил Гэла присоединиться к ужину.
Гэл ухмыльнулся. Тиррон неожиданно поднялся:
— Заходи, не стой под дверью, как раб. — Гэл перестал ухмыляться, сравнение с рабом, особенно на фоне последних событий… Тиррон заметил гнев в глазах гостя, насторожился. Он и без того нервничал, общаясь с предполагаемым оборотнем, но пока предпочитал оставаться гостеприимным хозяином: — Сядь, поешь… не ерничай… Выпей. Прости, если обидел… Ты такой же злой, как твой конь.
Слова тоуна сыпались на Гэла как осколки холодного льда, но он молча сел за стол, как подобает учтивому гостю. Опьяневший Кэрфи кивал головой и поддакивал хозяину замка. Тиррон сел напротив Гэла, откинулся на высокую спинку резного кресла, распорядился:
— Кэрфи, налей другу биара.
Гэл уже не напоминал халкейцу легкомысленную фразу, брошенную в холодной заснеженной долине на краю их путешествия: «Я тебе не друг…».
А Халкеец как будто забыл сказанное тогда, встал, пошатнулся, приковылял к столу, облокотился, схватился за блестящий кувшин — не разлил.
Тоун наблюдал за гостями, пытался понять, что их, таких разных, держит вместе. Кэрфи — добрый, простодушный детина, богатырь, не знающий свою силу, на добро отвечающий добром. И его темный спутник — скрытный, замкнутый, опасный, на вопросы отвечающий коротко, а на добро — недоверчиво, и страшно такому руку протянуть… А с ними ребенок — милый, непосредственный, смеющийся, беспечный, защищенный.
Айрэ сел сверху на лежащую собаку и зарылся руками в густую шерсть. Пес поднял голову, посмотрел на Гэла в поисках сочувствия, Гэл ему посочувствовал, сделал глоток и посмотрел в чашу, оттуда, как из глубокого колодца, на него смотрели темные, синие глаза загнанного зверя — и вправду нужно напиться… Кэрфи наполнил свою чашу и вернулся в кресло. Вино было терпким, густым, сладким и пьянящим. Вино — биар — из сладких фруктов, и как только эти фрукты успевали здесь набраться нектара, с таким климатом?
Большая дверь приоткрылась и в зал скользнула легкая тень, как будто сотканная из тумана. Гэл мог бы сложить о ней песню: глаза серые, как дождь, лицо нежнее утреннего света, волосы — струящиеся весенние ручьи, тело гибкое и стройное, как молодое дерево. Платье, вышитое золотыми нитями, волнами струится, рукава, как сложенные крылья. Он запутался, не находя рифмы, удивленный — девушка была не сэнпийкой, девушка была… Вот почему Тиррон так смело пригласил оборотня в замок.
Кэрфи встал, приветствуя незнакомку. Не сводил с нее взгляда, покраснел до коней волос.
А девушка подошла к тоуну, как будто не замечая гостей. Тиррон встал, обнял ее, погладил по белой голове, она поцеловала его в бородатую щеку, и улыбнулась.
Хозяин замка с гордостью сказал:
— Вот, племянница моя — Нэллэи.
Айрэ сполз с пса, видел — это не его мать, но волосы девушки были такие же, как у Лэноры, малыш тихо заплакал. Гэл опустился рядом с сыном на колени, взял на руки. Пес едва слышно заскулил и лизнул руку ребенка.
Нэллэи увидела слезы ребенка, утратила вид ледяной богини, растерянно посмотрела на странных гостей. Тиррон поспешил представить незнакомцев девушке:
— А это наши гости, милая. Этого желтоголового зовут Кэрфи, а этого, — тоун хмыкнул, с усмешкой посмотрел на Гэла, — а как тебя назвать?
Об Айрэ заботились все служанки и кухарки замка под неусыпным надзором старой няни, а большой хозяйский пес Гар ходил за ребенком тенью.
