Илья Верин - «На суше и на море» - 70. Фантастика
Я осторожно взял поводья, повернул лошадь и стал спускаться по склону. Я чувствовал на себе его взгляд и все ждал пулю в спину. Да ее все не было. Потом Бак Тэррэнт крикнул:
— Дуллин!
Я повернул голову.
— Ну?
Он стоял все в той же позе. Чем-то напоминал он мне сбесившегося койота: и глаза желтоватые, и слишком уж рот разевал, выплевывая слова, и его большие кривые зубы блестели на солнце. Думается, его бешеное желание грубить шло от одного: он теперь поступал, как хотелось ему всегда, — нагло, безбоязненно, подло, и только потому, что выхватывал револьвер быстрее всех. Это прямо-таки сочилось из него, как яд.
— Дуллин, — сказал он. — Часа в три я буду в юроде. Передай от меня Бену Рэндольфу, что он сукин сын. Скажи ему, что он хоть и шериф, а башка его навозом набита. Скажи ему, пусть на глаза мне не попадается, когда я буду в городе, лучше пусть убирается, совсем убирается отсюда. Передашь?
— Передам, Бак.
— Зови меня мистер Тэррэнт, ты, ирландский ублюдок.
— Хорошо… мистер Тэррэнт, — сказал я и, спустившись со склона, направился к дороге, идущей вдоль Ручья. Проехав с сотню ярдов, я обернулся: Бак снова тренировался — согнулся, как по волшебству, револьвер очутился в его руке, выстрелил…
Я ехал в город, чтобы сказать Бену Рэндольфу, что он должен либо уехать, либо умереть.
Бен был долговязым, тощим техасцем. Он приехал в город с севера лет десять назад, прижился в аризонском климате да так и остался. Он был хорошим шерифом — достаточно твердым, чтобы держать в руках большинство, и достаточно мягким, чтобы управляться с остальными. За годы службы он стал еще более живым и проворным, чем раньше.
Когда я рассказал ему о Баке, он сгорбился в своем кресле и начал раскуривать трубку: зажег спичку, и она горела, пока не обожгла пальцы, — табака огонь и не коснулся.
— Это точно, Джо? — спросил он.
— Бен, я видел это четыре раза. Поначалу я глазам своим не верил. Да, скажу я вам, он делает это быстро. Быстрее, чем вы, или Хиккок, или я, или кто еще. Дьявол его знает, откуда это у него.
— Но, — сказал Бен Рэндольф, зажигая другую спичку, — не может это у него так получаться. — Его голос звучал почти умоляюще: — Такая сноровка вырабатывается медленно, очень медленно. Вы же знаете. Как он мог этому выучиться за несколько дней? — Он сделал паузу, попыхивая трубкой. — Вы уверены, Джо? — спросил он снова из-за клубов дыма.
— Да.
— И он хочет иметь дело со мной?
— Так он сказал.
Бен Рэндольф вздохнул.
— Он несчастный малый, Джо, просто несчастный. Если бы не умер отец, я думаю, он не был бы таким. Мать не в состоянии направить его по верному пути.
— Вы ведь отбирали у него револьвер раза два, а, Бен?
— Угу. И из города его выгонял, когда он становился слишком уж опасен. Говорил ему, чтоб немедленно убирался домой и помогал матери.
— Думаю, потому он и вызывает вас.
— Да. И еще потому, что я шериф. Я лучше всех управляюсь с револьвером в округе, и он не хочет начинать с конца, это не по нему. Сразу хочет стать первым.
— Он это может, Бен.
Шериф снова вздохнул.
— Понимаю. Если то, что вы сказали, правда, мне и в самом деле плохо придется. И все же я должен идти к нему. Вы же знаете, я не могу оставить город.
Я поглядел на его руку, что лежала на коленях, — пальцы дрожали. Он сжал пальцы в кулак — и кулак дрожал.
— Вам надо бы уехать, Бен, — сказал я.
— Да, конечно, — мрачно ответил он. — Но я не могу. Что будет с этим городом, если я сбегу? Разве кто-нибудь еще может держать его в руках? Heт, черт побери. И вы это знаете.
— Таких сумасшедших опасных негодяев, как он, надо бы убивать. — Я помялся. — И… может, выстрелить ему в спину, если уж нельзя подстрелить спереди?
— Верно, — сказал Бен Рэндольф. — Рано или поздно это произойдет. Но что случится за эго время? Сколько людей будет убито? Это и есть моя работа, Джо, люди, которые могут погибнуть… Я должен встать между Баком и ими, понимаете?
Я встал.
— Да, Бен, понимаю, но хочу, чтобы вы не делали этого.
Он выпустил клуб дыма.
— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что он «думает» о револьвере в руке?
— Прямо ума не приложу. Может, он совсем рехнулся?
Еще один клуб дыма.
— Вы считаете, что я покойник, Джо, а?
— Похоже, что так.
В четыре пополудни Бак въехал в город с таким видом, словно был его полным хозяином. Он сидел в своем потрепанном старом седле, как раджа на слоне: правая рука низко на бедре и чуть отставлена. В своей обвисшей шляпе, лихо надетой набекрень, с вытаращенными глазами, он при своей костлявой фигуре выглядел как огородное пугало, пытающееся походить на человека, на сильного человека. Но ведь он и в самом деле был сильным человеком. Все в городе знали об этом от меня.
Никто не произнес ни слова, пока он ехал по улице до коновязи перед салуном. Да и разговаривать-то особенно было некому. Почти все попрятались по домам, можно было заметить лишь легкое движение за окнами да колыхание занавесок.
Только несколько человек сидели в креслах на верандах. Кое-кто стоял, прислонившись к стене. Они быстро глянули на Бака и тут же отвернулись.
Я находился неподалеку, когда Бак привязывал лошадь. Он с важным видом направился к салуну: правая рука на поясе, глаза горят адским пламенем.
— Ты передал ему? — спросил он.
Я кивнул.
— Он придет к тебе, как ты сказал.
Бак коротко рассмеялся.
— Не нравится мне этот долговязый ублюдок. Я подожду. Сдается мне, я в два счета покончу с ним.
Он глядел на меня, а лицо его приняло выражение, какое он считал подобающим его грубому, ворчливому тону. Чудно, но почему-то можно было с уверенностью сказать, что внутри он не такой. Не было в нем настоящей твердости и силы. Вся его грубость, вся жестокость умещалась в кобуре, ну а остальное в нем подлаживалось к этому.
— Вот что, — сказал он. — Что-то не нравишься ты мне, ирлашка. Может, мне и тебя придется прикончить. Что мне стоит, а?
Так вот, единственно, почему я стою сейчас живой у дверей своего дома, — это то, что я сообразил: раз уж Бак имел шанс пристрелить меня, да не сделал этого, я должен спастись, должен — и все тут. И еще я подумал: вдруг, когда придет время выложить козыри, я смогу что-нибудь сделать для Бена Рэндольфа, если только сам господь бог мне поможет!
Ничего я так не желал тогда, как находиться в комнате у окошка и смотреть, как Бак Тэррэнт собирается прикончить кого-то другого.
— Нет, не сделаю я этого, — говорит Бак, мерзко ухмыляясь. — Ты сходил и сказал шерифу, как я велел тебе, проклятому ирлашке, овечьему пастуху с заячьей душонкой. Сказал ведь?
