Уэн Спенсер - Глазами Чужака
Из ванной раздалось царапанье коготков по металлу, фаянсовая чаша ванны усиливала звук. Если мышь из крови Ренни несет в себе воспоминания, Укия сможет понять, каким образом обрел память после того, как нашел мышь в Шенли-парке. Наверняка он как-то ее использовал, но как? Он помнил, что она сидела в его нагрудном кармане, а потом исчезла. Укия уже вспоминал события утра и дня, но о том, что происходило в то время, пока он спал, подумать не удосужился. Иногда он ставил на время сна аудиокнигу, но в остальном сонные воспоминания представляли собой бесполезную смесь звуков, запахов и ощущений. Теперь он вспомнил, как спал в тиши дома. В его кармане что-то шевелилось, потом по груди пробежали крохотные ножки и остановились на шее, там возникла теплая влага, а потом исчезла. Значит, памяти надо коснуться, взять ее, и она станет частью тебя?
Укия вспомнил, как враждебно выглядела мышь в банке. «Ага, как же, коснуться!» Конечно, убить ее, а потом взять в руки будет легче. Но Ренни позаботился о том, чтобы мышь не задохнулась, значит, с мертвой памятью может ничего не получиться.
Он вернулся в ванную, плотно закрыл дверь, снял с банки крышку, и черная мышь злобно уставилась на него. Он взял ее двумя руками и вытащил из банки, и мышь его укусила. Боль оказалась такой неожиданной и резкой, что Укия чуть не отбросил зверька, но сдержал себя и только сильнее сжал ладони. Зверек сопротивлялся изо всех сил, кусал и драл его острыми зубками; по ладоням потекла кровь. Тогда юноша сжал ладони еще сильнее, и мышь в ужасе запищала.
«Нет! Ненавижу! Я так не могу!»
Укия разжал руки, чтобы отпустить мышь, но той уже не было. На ладонях остался только мышиный помет, следы острых зубов и его собственная кровь. Получилось! Кажется. Во всяком случае, мышь была в нем. Когда же он может пользоваться воспоминаниями Стаи? Возвращение своей памяти он заметил лишь на следующий день.
И еще он не знал, мыть ли руки. Что, если память сейчас покрывает его руки тонким бактериальным слоем и ей надо впитаться? Детектив внезапно понял, насколько привык к жизни в человеческом обществе, раз беспокоится из-за крови на руках. Придя к некоему компромиссу, он сполоснул руки и снова повалился на кровать. Подумал, что надо позвонить Индиго, и...
* * *
Это что, Праймово чудовище?
Ренни присел за деревом, направив бинокль на двух детективов возле «хаммера».
Он же ребенок, даже на шестнадцать не выглядит. Интересно почему?
И как он попал в Питтсбург? Документы у парня появились внезапно, три года назад, здесь, в Питтсбурге. Он словно материализовался из ниоткуда. Не замешан ли тут Онтонгард? Вожак покачал головой. Если парня привез сюда Онтонгард, они бы держали его взаперти и не дали бегать по улице с этим частным детективом. Тот хлопнул парня по плечу, улыбнулся и получил ответную улыбку. Список ближайших родственников приобретал новое значение — эти двое были действительно дружны. О черт, все было так просто!
Ренни сосредоточился на мальчике, подавляя сомнения.
Он из Стаи. Я чувствую даже на таком расстоянии.
Даже внешнее сходство прослеживалось: у парня глаза Хеллены — та же форма и цвет. Прямые черные волосы, такие у многих в Стае; нос Медведя, а рот — как у него, у Ренни. Как будто черты всех членов Стаи смешались в мальчике, но вожак знал, что на самом деле все наоборот: это у них его черты.
Нет, не его. Прайма.
Детективы поднялись по ступеням дома нового Онтонгарда. Он, Ренни, уже побывал внутри и понял, что засады там не устроить. Придется подождать, пока они углубятся в парк вслед за похищенным агентом ФБР. Он велел остальным двигаться к парку и проверил дробовик.
Ох и скверно же мне будет. Буду сидеть в логове и думать, что убил ребенка вместо монстра, что стал как Онтонгард, растерял все человеческое, что во мне осталось.
Он стиснул зубы, стараясь заглушить сомнения.
Не надо, Ренни, не начинай. Койот изменил тебя, но в душе ты все еще человек. И ты знаешь, что сын Прайма может сделать с этим миром.
Он снова взглянул на дом и немедленно пожалел об этом. Детективы задержались на крыльце, пропуская агента ФБР вперед, и старший положил мальчишке на плечо руку, говоря что-то важное. Тот внимательно слушал и изредка кивал, потом снова улыбнулся своей солнечной улыбкой. Старший хлопнул его по плечу, и они вошли в дом.
Так-то оно так, только фактов не изменишь. Я убью хорошего парня, даже не проверив, правда ли, что он чудовище, или всего лишь...
Укия выпал из чужих воспоминаний и открыл глаза. В голове стучало, он лежал, наполовину свесившись с кровати. Комната качнулась и начала медленно вращаться, желудок сдавило внезапным спазмом. Он попытался встать, упал на пол, пополз в ванную и каким-то чудом успел поднять сиденье унитаза до того, как его стошнило. Потом начались сухие спазмы, как будто внутренности пытались выскочить через рот. Наконец его отпустило, и юноша привалился головой к холодному фаянсу.
Господи, что со мной? Что я сделал? Надо кого-то позвать...
— ... почти справился, Мэри, я почти справился, — шептал Ренни: после нескольких часов крика голос пропал. Вначале он звал врача, потом умолял, чтобы с его ног сняли мертвую лошадь, по том просто просил воды. — Я скоро умру, а ведь я мог вернуться домой. О, Мэри, зачем я оставил тебя и Дэнни? Мальчику нужен отец...
В лунном свете почудилось какое-то движение, и Ренни замолчал, вглядываясь в полосы тени и серебра.
— Кто здесь?
Кричать было больно, каждый звук рашпилем обдирал горло. Он закашлялся, но снова подал голос:
— Прошу вас, помогите!
К нему медленно шел человек, глаза его светились, как у собаки в темноте. Он был бос, на ногах — брюки Конфедерации, сверху — белая рубаха и офицерский сюртук северян. Он присел у павшей лошади и посмотрел на Ренни.
— Ты просишь помощи?
Солдат дернулся в страхе, но тут же взял себя в руки. «Подумай о Мэри и Дэнни!» Он дважды облизывал губы, прежде чем смог выговорить:
— Да... Прошу...
Пришедший наклонил голову назад, потом вперед, осматривая раны Ренни.
— Моя помощь или убьет тебя, или наоборот. Я поклялся, что никогда не буду, как они, извращать плоть по своему желанию, но мне так одиноко.
Он поднял голову и завыл — так волки воют на луну. У Ренни волосы встали дыбом. Его дядя умел неплохо подражать волчьему вою, дети даже боялись его; но этот вой бледнел рядом с тем воплем одиночества, который раздался сейчас.
— Я должен бегать в стае, среди братьев, сестер и родичей, в окружении волчат, рядом с подругой, и глядеть, как растут в ее животе наши дети. Мы выли бы вместе и спали на солнце, наевшись как следует, спрятав нос под хвостом. Я не должен быть один и прятаться от беды среди трупов меньших братьев. Я проклинаю Прайма за то, что он сделал со мной, и ты проклянешь меня, если примешь помощь.
