Raptor - Тенебрариум
Я быстренько наполнил его стопку, и он благоговейно её опорожнил, закусив помидоркой.
— Хо-ро-шо…
— Ну, а потом что?
— Ну а что потом? Ничего…
— Вы сказали про какой-то разбившийся самолёт.
— А, ну, да. Упал, значит, неподалёку от нашей заставы, гражданский самолёт. Не наш. Иностранный. Коммерческий лайнер, в общем. Летел то ли из Кореи, то ли из Сингапура — в Европу. Ну и там, в воздухе, у него какая-то авария приключилась. В общем, грохнулся. Наверное, целый километр землю пахал. Развалился, рассыпался, взорвался и сгорел к бениной матери. Одним словом — жуть. Страшное дело. Нашу заставу, понятное дело, тут же подняли по тревоге. Ежу понятно, что в таких катастрофах выживших не остаётся. Поэтому нас поднимали не людей спасать, а имущество. Иначе местные буряты всё растащили бы за считанные часы.
— А что там спасать-то, после взрыва и пожара?
— О-о, не скажи-и! Спасать-то как раз-таки было что! Пока этот самолёт, значит, землю пахал, хвост у него отвалился, и всё, что было внутри: пассажиры, багаж, и так далее — высыпалось наружу, как горох. А там, в том рейсе, летели какие-то богатенькие буратины. У всех при себе золотище, украшения, денег вагон. Не дай боже, чего-то потом не досчитаются. Тут же заявят на весь мир, что, мол, русские гады прикарманили. Это ж международный скандал! А оно нам надо? Ну, вот нас и отправили на место крушения. Первым делом, конечно же, поставили оцепление. У всех приказ — никого не подпускать к зоне аварии ближе чем на 100 метров. Стрелять на поражение. Ждём, значит, прибытия особистов из штаба. Они, правда, долго ждать себя не заставили. Тут же на двух вертолётах припороли. Через три часа ещё пять грузовиков подогнали гэбэшных. С ними — пожарные машины и скорые. Тут-то я и встретил его…
— Кого?
— Вадьку. Дружка своего. Гляжу, он там уже командует вовсю. Капитан ФСБ, серьёзная птица. В запарке он меня сразу-то не приметил, а когда увидел, тут же признал. Но, так, знаешь, знаками показал, мол, некогда сейчас приветствиями обмениваться. Вот когда всю эту срань разгрёбём — тогда и поболтаем. Да мне и самому не до разговоров было. Бегал, как в жопу ужаленный. А тут ещё выстроил нас начальник заставы, и говорит, мол, 'ребята, особисты не справляются, время уходит, надо успеть всё разгрести до прибытия иностранной делегации'. Выдали нам по холщёвому мешку, дали дёрнуть стакан спирта — для крепости духа, и отправили собирать ценности.
— Зачем?
— Чтобы ничего не пропало. Потом составили подробную опись найденного, и передали прибывшим иностранцам, дабы те могли свериться со своими данными, и не обвинили нас в краже какого-то имущества.
— Вон оно что.
— Ну и вот, значит, идём мы по этой горелой борозде. Страсть господня! Вокруг обломки, масляные лужи, вперемешку с кровью. Ошмётки тел. Месиво! Жуть, просто жуть. Идёшь потихоньку. Обшариваешь каждый клочок земли. И то золотые часы с оторванной руки снимешь, то серёжки с обрывками ушей поднимешь. Таким образом продвигаемся дальше. Тут — труп изуродованный обшарим, там — половину стюардессы с дерева снимем, и тоже обшариваем. Каждый кармашек, каждую сумочку. Все документы, все портмоне, кредитки — всё в мешок. Всё золото, бриллианты, жемчуга — в мешок. Чтобы ничего не пропало, ни одно колечко, ни одна бусинка. Когда пожарные затушили горящие обломки, стали и их обследовать. Провозились до темна. А там и иностранцы подоспели. В общем, уложились мы в срок. Собрали всё, что могли. Всё что не сгорело и не расплавилось. И всё под запись. Всё задокументировали. В результате, никаких претензий у иностранной стороны к нам не возникло. Сначала, вроде бы, подозревали, что тот самолёт сбили наши средства ПВО, но потом, когда чёрные ящики нашли, убедились, что авария произошла из-за технической неисправности. Короче, всё улеглось.
Дядя Гена прервал вой рассказ, чтобы опрокинуть ещё одну стопку.
— И вот после того, значит, как мы с тем самолётом разобрались… Ну, естественно, у всех стресс. Мы жеж не патологоанатомы, чтобы часами в чьих-то кишках ковыряться. Отходили какое-то время. Кого-то рвало. Кто-то из молодых заснуть потом долго не мог. И естественно, после всего пережитого, мы первым делом вмазали. И вот тут-то ко мне подрулил мой однокашник. Хотел было его сразу послать, но настроение было такое… Не до чего, в общем, мне было. Ну подошёл и подошёл. Разговорились. Прости, говорит, Генаш, что так долго голосу не подавал. Обстоятельства были такие. Дел невпроворот, с утра до вечера. Виноват, говорит. 'Да чё уж там', -отвечаю. — 'Я не в обиде'. И тут он давай мне опять мозги полоскать. Давай, говорит, к нам переводись! Нам люди нужны. Я за тебя словечко замолвлю перед начальством. 'Куда', — спрашиваю, 'ты меня опять агитируешь?' Отвечает, так мол и так, есть в Иркутской области военный городок, бывший 'почтовый ящик'. Рассекреченный, но вроде как опять готовый к засекречиванию. Мол, оборонка возрождается, грядёт разработка новейших суперсовременных технологий, столько бабок туда вбухано. В общем, мы стоим у истоков великих свершений. Отвечаю ему, — 'Вадь, ты меня постоянно впутываешь во всякие мутные дела. Я с тобой не в говно — так в партию какую-нибудь постоянно вступаю! И ты меня опять хочешь куда-то записать?' Он взвился, — 'Ты чё?! Да мы же друзья! Я же для тебя стараюсь! Долго ты собираешься среди этих юрт околачиваться? Какие у тебя перспективы? Женишься на бурятке, и проведёшь на фоне этих камней да колючек всю оставшуюся жизнь? Так и будешь своих монголов гонять до старости? А в Иликтинске жизнь бьёт ключом! Это современный город, богатый. В него нефтяная компания столько средств вбухала, да ещё и Министерство Обороны финансирует от души. Там современные дома, кинотеатры, клубы… А девок там столько, что аж глаза разбегаются. Одна краше другой! Получишь трёхкомнатную квартиру, со всеми удобствами. Деньги будешь получать такие, что дай Бог каждому. А если не будешь лениться — то и по службе быстро поднимешься'. В общем, заливался он соловьём. Слушаю его и думаю, — 'А ведь и правда. Кому я здесь нужен? Скоро совсем одичаю. Из баб на заставе — только три с половиной бурятки. Да и те страшнее атомной войны'. В общем, опять я повёлся на эти сладкие песенки.
Я слушал не отрываясь. Хотелось достать блокнот и начать записывать, но потерянная ручка заставляла меня полагаться на память. И что же я за растяпа? Прозорливый писатель взял бы две ручки, а я одну, да и ту где-то посеял. Но сейчас было уже поздно ругать себя. Я старался не пропустить ни единого слова дяди Гены, и запомнить весь его рассказ, чтобы всё записать, когда появится возможность. Надо будет завтра попросить ручку у Тимона…
Осушив очередную стопку, хозяин продолжил свою историю:
