Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)
В общем, мы, по всей вероятности, потеряли добрую половину его сообщений, а многие дошли до нас в отрывочном, искаженном виде. Поэтому в кратком рассказе, который следует за этой главой, читатель встретит пробелы и недомолвки. М-р Вендижи и я работаем над полным, снабженным примечаниями, изданием отчета Кавора, который мы надеемся опубликовать вместе с подробным описанием аппаратов, причем первый том издания выйдет в ближайшем январе. Это будет полный научный отчет, настоящий же мой рассказ — только популярное изложение. Но в этом изложении мы даем необходимое дополнение к рассказанной мной истории и изображаем в общих чертах устройство этого другого мира, столь близкого и родственного нам и, однако, столь непохожего на нашу землю.
Глава 23
КРАТКИЙ ОБЗОР ШЕСТИ ПЕРВЫХ СООБЩЕНИЙ МИСТЕРА КАВОРА
Первые два сообщения м-ра Кавора лучше оставить для большого тома. В них просто излагаются очень кратко, с некоторыми спорными второстепенными подробностями, факты постройки шара и нашего отлета с Земли. Всюду Кавор говорит обо мне как об умершем, но характер рассказа изменяется, как только речь заходит о нашем прибытии на Луну. Он называет меня «бедным Бедфордом», «этим бедным молодым человеком» и порицает себя за то, что привлек к делу молодого человека, «совсем не приспособленного к такому путешествию», которого он побудил покинуть планету, «где его, несомненно, ожидали успехи», ради такого рискованного предприятия. На мой взгляд, он недооценивает той роли, которую я благодаря своей энергии и практическим способностям сыграл в реализации теоретической идеи его шара. «Мы прибыли», — констатирует он факт, не вдаваясь в описание нашего перелета через пространство, точно речь идет о самом обычном путешествии по железной дороге.
А затем он становится очень пристрастен ко мне. Такой несправедливости я никак не ожидал от человека, преданного интересам науки. В своем рассказе я отнесся гораздо более беспристрастно к Кавору, чем он ко мне. Кое-что, правда, в рассказе растянуто, но зато ничего не скрыто.
Сообщение Кавора таково:
«Вскоре обнаружилось, что чрезвычайная странность окружающей обстановки и явлений: большое уменьшение веса, разреженность воздуха и его насыщенность кислородом; происходивший от этого огромный эффект наших мускульных усилий, быстрое и волшебное развитие растительности из незаметных зародышей, темный цвет неба — все это очень нервировало моего спутника. На Луне его характер испортился. Он стал импульсивным, вспыльчивым и строптивым. Скоро он объелся гигантскими пузырчатыми растениями, и последовавшее за этим отравление привело к тому, что мы попали в плен к селенитам, не успев ознакомиться с их жизнью…» (Как вы видите, он ничего не говорит о том, что сам объелся этими «пузырчатыми растениями»).
Дальше он рассказывает, что «мы имели с ними столкновение, и Бедфорд, не поняв некоторых их жестов, — удивительные в самом деле жесты! — прибегнул к насилию. Он с бешенством набросился на них и убил троих; после этого мне пришлось бежать вместе с ним. В результате мы выдержали сражение с большой толпой селенитов, желавших преградить нам путь, и при этом убили семерых или восьмерых. О терпимости этих существ более чем достаточно свидетельствует тот факт, что при моем вторичном пленении я не был убит. Мы пробили себе путь на поверхность Луны и разошлись в разные стороны в том же кратере, где высадились, чтобы скорее найти шар. Но вскоре я натолкнулся на отряд селенитов, предводительствуемый двумя, которые по внешности не походили на тех, которых мы видели до сих пор; у них были большие головы и маленькие тела, и одеты они были более тщательно, чем остальные. В течение некоторого времени мне удавалось избегать встречи с ними, потом я упал в расщелину, разбил голову, повредил коленную чашечку и, почувствовав, что я не могу карабкаться, решил, если возможно, сдаться. Они, заметив мое беспомощное положение, потащили меня с собой внутрь Луны. О Бедфорде я ничего больше не слышал и никаких следов его не обнаружил; кажется, не видел его никто и из селенитов. Одно из двух: или его застигла ночь в кратере, или, что более вероятно, он нашел шар и, желая опередить меня, улетел вместе с ним. Боюсь, что, не умея управлять шаром, он нашел более тяжелую смерть в межпланетном пространстве».
Тут Кавор оставляет меня в покое и переходит к более интересным темам. Мне не хотелось бы, чтобы подумали, будто я пользуюсь своим положением издателя для того, чтобы выставить себя в благоприятном свете, но я должен протестовать против неправильного освещения событий Кавором, Он ничего не говорит о своем отчаянном послании на запачканной кровью бумаге, в котором сообщал совершенно другую историю. Добровольная сдача представляет собой совершенно новую версию, которая, несомненно, пришла ему в голову потом, когда он начал чувствовать себя в безопасности среди лунных обитателей. Что же касается моего намерения «опередить» его, то я предоставляю читателю решить вопрос, кто из нас был прав. Я знаю, что я не идеальный человек, — я и не претендую на это. Но разве я таков, каким он меня изобразил?
Таковы мои возражения. Дальше я могу излагать Кавора без всяких комментариев, так как он нигде больше не упоминает обо мне.
Повидимому, настигнувшие его селениты утащили его вглубь «большой шахты» при помощи приспособлений, которые он характеризует как «разновидность воздушного шара». По его чрезвычайно путаному рассказу и многим случайным намекам и указаниям в последующих сообщениях мы можем догадаться, что эта «большая шахта» является частью колоссальной системы искусственных шахт, которые, начинаясь с лунных кратеров, спускаются на глубину ста миль или больше по направлению к центру Луны. Эти шахты сообщаются посредством поперечных туннелей. Они разветвляются, образуя глубокие пещеры, и расширяются в большие шарообразные пространства. На сотни миль вглубь Луна похожа на скалистую губку. «Отчасти, — говорит Кавор, — это губчатое строение естественно, но в значительной степени — это также результат работы поколений селенитов. Огромные круглые насыпи из скал и земли образуют вокруг туннелей большие круги, которые приняты были земными астрономами, введенными в заблуждение ложной аналогией, за вулканы».
В такую шахту селениты спустили Кавора при помощи аппарата, названного им воздушным шаром, сначала в чернильный мрак, а затем в фосфоресцирующий свет. Послания Кавора свидетельствуют о том, что, как ученый, он был удивительно невнимателен к подробностям, но мы догадываемся, что этот свет обязан своим происхождением потокам и каскадам воды, «без сомнения, содержащей в себе фосфоресцирующие организмы». Вода стекала к Центральному Морю. Когда же спустились вниз, то, как говорит он, «селениты также начали светиться». И, наконец, далеко внизу он увидел нечто вроде озера из холодного огня — воды Центрального Моря, сиявшего и клокотавшего, «подобно закипающему светящемуся голубому молоку».