Александр Беляев - Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа)
— Вы сами создали процесс, в котором невидимо присутствуют: на стороне обвинения — господь бог в качестве потерпевшего, а на скамье подсудимых, вместе со мной — гражданин Чарльз Дарвин в качестве обвиняемого. Может быть, я огорчу еще раз кое-кого, сидящего в этом зале, своими словами, но я продолжаю утверждать, что человеческий организм несовершенен и требует исправления. И я надеюсь, что находящийся в этом зале настоятель кафедрального собора, епископ Хуан де-Гарсилассо, подтвердит это!
Волна удивления всколыхнула зал.
— В пятнадцатом году, незадолго до моего отъезда на фронт, — продолжал Сальватор, — мне пришлось внести маленькое исправление в организм уважаемого епископа — вырезать ему аппендикс — этот ненужный и вредный придаток слепой кишки. Лежа на операционном столе, мой пациент, помнится, тогда не возражал против того извращения «образа и подобия божия», которое я производил своим ножом, вырезая частицу епископского тела… Разве этого не было? — спросил Сальватор, в упор глядя на епископа.
Хуан де-Гарсилассо сидел неподвижно, как статуя. Только бледные щеки его чуть-чуть порозовели, да легкая дрожь пробегала по концам тонких пальцев.
— Я прошу вас не отвлекаться и говорить ближе к делу, — сурово сказал председатель.
— Эта просьба была бы гораздо уместнее в отношении самого суда, — ответил Сальватор. — Не я, а суд поставил процесс на такие рельсы. Разве эксперту, приглашенному не мной, а самим судом, не пришлось говорить об эволюции человека и человеческого зародыша? Разве кое-кого здесь не испугала мысль, что все здесь присутствующие — вчерашние обезьяны, с недавно отсохнувшим хвостом, или рыбы, получившие возможность говорить и слушать только благодаря превращению жаберных дуг? — И, обращаясь к прокурору, который в нетерпении ерзал на стуле, Сальватор сказал: — Успокойтесь. Я не собираюсь здесь полемизировать или читать лекции по теории эволюции.
После небольшой паузы Сальватор продолжал:
— Беда не в том, что человек произошел от животного, а в том, что он не перестал быть животным… Мой ученый коллега напрасно пугал вас. Он мог бы не говорить об эволюции зародыша. Я не прибегал ни к воздействию на развитие зародыша, ни к скрещиванию животных. Я — хирург. Моим единственным оружием был нож. Опыты пересадки кожи известны во всем научном мире. Я производил их только в более крупном масштабе. Кожу ягуара я пересаживал, кусок за куском, на тело собаки, и обратно. Я рассекал змей, ящериц, сшивал рассеченные части и получал новые экземпляры. Что же тут необычайного? То, что сделал я сегодня, завтра будут делать рядовые хирурги. Профессору Шейну должны быть известны последние операции немецкого хирурга Зауербруха. Ему удалось заменить больное бедро голенью. Мои операции над детьми индейцев более сложны технически — и только.
— Но Ихтиандр? — не удержался эксперт.
— Да, Ихтиандр — это моя гордость, одно из моих лучших достижений. При операции тела Ихтиандра трудность заключалась не в технике пересадки, а в том, чтобы перестроить функциональные действия организма. Шесть обезьян погибли на предварительных опытах, прежде чем я добился цели и мог приступить к оперированию ребенка, не опасаясь за его жизнь.
— В чем же заключалась эта операция? — спросил председатель.
— В том, что я сделал Ихтиандру, когда ему было всего три месяца, пересадку жабер молодой акулы. И ребенок получил возможность жить на земле и под водою.
Среди публики послышались возгласы удивления. Несколько корреспондентов газет, присутствовавших в зале, бросились к телефонам сообщить редакциям сенсационную новость.
— Впоследствии мне удалось достигнуть еще большего успеха. «Земноводная» обезьяна, которую вы видели, даже превосходит Ихтиандра в приспособленности организма к жизни в двух стихиях. Это моя последняя работа. Обезьяна может жить без вреда для здоровья неопределенно долгое время как на земле, так и под водой, тогда как организм Ихтиандра не имеет этой уравновешенности. Без воды Ихтиандр может прожить не более трех-четырех суток. Дальнейшее пребывание в воздухе для него вредно: легкие переутомляются, а жабры подсыхают, и Ихтиандр начинает испытывать колющие боли в боках.
Сальватор вздохнул.
— К сожалению, во время моего отсутствия Ихтиандр нарушал установленный мною режим. Юноша слишком долго оставался на воздухе, переутомил легкие, и у него развилась серьезная эмфизема[43]. Равновесие в его организме нарушено. Водная стихия ему становится все более необходимой. Из человека-амфибии он превращается в человека-рыбу…
— Разрешите задать один вопрос подсудимому, — сказал прокурор, обращаясь к председателю. — Каким образом пришла Сальватору мысль создать человека-амфибию, и какие цели он преследовал?
— Мысль все та же — человек несовершенен. Получив в процессе эволюционного развития многие преимущества по сравнению со своими животными предками, человек многое и потерял из того, что имел на низших стадиях животного развития. В частности, для человека возможность жить в воде давала бы огромные преимущества. Целый ряд промыслов связан с морем: ловля губок, кораллов, жемчуга, водорослей, содержащих йод. Многие технические сооружения производятся под водой: прокладка подводных кабелей, установка плотин для гидростанций, мостов… Я уже не говорю о сокровищах, погребенных на дне моря. Если бы человек мог жить в воде, море перестало бы играть роль грозного бога, требующего человеческих жертв. Нам не пришлось бы больше оплакивать утопленников…
Целесообразность всего этого была столь очевидна, а, главное, сулила такие материальные выгоды, что председатель не удержался от вопроса:
— Но тогда, почему же вы не опубликовали результатов своих опытов?
— Я не спешил попасть на скамью подсудимых, — ответил Сальватор, улыбаясь. — И потом, я опасался, что мое изобретение в условиях нашего общественного строя принесет больше вреда, чем пользы. Вокруг Ихтиандра уже завязалась борьба. Кто донес на меня из мести? — Вот этот сеньор Зурита, укравший Ихтиандра. А у Зурита Ихтиандра отняло бы, чего доброго, правительство, чтобы приспособить его топить военные корабли врагов. Нет, я не мог Ихтиандра и «ихтиандров» сделать общим достоянием в стране, где борьба и алчность превращают высочайшие открытия во зло, увеличивая сумму человеческого страдания. Я думал об ином… Мир становится все более тесным. Земли не хватает. А океан беспределен, он занимает почти три четверти всей поверхности нашей планеты. Какой простор для колонизации! — Глаза Сальватора загорелись вдохновением. — Я думал о подводном человечестве, о будущих подводных городах, о высокой культуре, которую создаст человек-амфибия под водой. Я думал…
![Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
