Карен Фаулер - Что я не видела
Нас женщин поместили в середине группы с оруженосцами впереди и сзади. Я соскальзывала много раз и меня приходилось хватать и снова ставить прямо. Эдди мучился мыслями о паутине, по которой мы шли, не останавливаясь для исследований, а Рассел - об оруженосцах, которые, как он гарантировал, удерут с нашими ружьями при первых знаках опасности. Но мы не дошли бы до лагеря, если б останавливались ради пауков, и не могли бы оставаться на курсе, если б наши руки были заняты оружием. Вскоре Беверли заныла, чтобы явилась хоть какая-нибудь горилла и понесла ее остаток пути.
Потом мы все так запыхались, что несколько часов взбирались молча, делая перерывы там, где вдруг выходили на солнце, подкрепляясь шоколадом и крекерами.
Вскоре наше настроение стало превосходным. Мы увидели следы слонов, громадные, глубокие чаши в глине, наполовину залитые водой. Мы увидели поляны, заросшие дикой морковью, и экстравагантность розовых и пурпурных орхидей. Травы, настолько нежно-зеленые, что, казалось, они вот-вот растают. Я пересмотрела свои представления о Рае, выкинув розы и выбрав взамен эти далекие леса, где живут гориллы - туманные дожди, кривые стволы хагений, обвитые лианами, золотистые мхи, серебряные лишайники, щелканье и жужжание мух и жуков, запах кошачьей мяты, когда мы на нее наступали.
Наконец, мы остановились. Наши носильщики расшумелись, что дало нам возможность отдохнуть. Мои ступни опухли, а колени перестали гнуться, но за обедом у меня оказался громадный аппетит, да большая усталость, клонившая в постель и я заснула еще до заката. А потом вдруг проснулась. Температура, что весь день была приятной, резко упала. Эдди и я завернулись в свитеры, в куртки и в друг друга. Он тревожился о наших носильщиках, у которых не было одеял, как у нас, хотя они могли свободно поддерживать костер такого размера, какой захотят. На восходе они явились жаловаться Арчеру. Он поднял плату на дайм за голову, так как они действительно страдали в течении ночи, но около полусотни их нас все равно покинули.
Мы провели это утро, сидя в лагере и залечивая свои волдыри и царапины, некоторые их нас охотились на пауков, другие упражнялись в снайперском искусстве. Примерно в пяти минутах ходьбы был ручей с заводью, куда я и Беверли окунули ноги. Никаких москитов, никаких потовых пчел, никаких мух, уже одно это все превращало в рай. Но как только ко мне пришла эта мысль, на меня накатила волна малярийного жара, и от пота взмокла рубашка на спине.
Когда я снова пришла в себя, то оказалась в разгаре чего-то, начала чего я не услышала. Наверное, она рассказывала мне, что бывшая жена Мериона была ему неверна. Позднее казалось, что что-то подобное мне рассказывали, но, может быть, только казалось потому, что лишь такое придавало происходящему смысл. "Теперь он, похоже, думает, что обезьяны оставят меня в покое, если только я не стану их искушать", сказала она. "Бог мой!"
"Он говорит, их притягивает менструальная кровь."
"Тогда у меня нет проблем. В любом случае, Рассел говорит, что Бурунга говорит, что мы никогда их не увидим, одетые так, как есть. Наша одежда издает слишком много шума при ходьбе. Он сказал Расселу, что мы должны охотиться на них нагими. Я еще не пересказывала это Мериону. Приберегаю для специального случая."
Я не имела понятия, кто такой Бурунга. Но не наш повар и не наш главный переводчик, об именах которых я единственно заботилась. Я была по меньшей мере (и сейчас я понимаю, до какой степени) раздосадована, что Беверли ведет себя по-другому. "Ты планируешь застрелить обезьяну?", спросила я. До меня вдруг дошло, что я хочу честного ответа, но совершенно не представляю, каков будет этот ответ.
"Я в действительности не убийца", сказала она. "Скорее добродушный от природы вегетарианец. Из тех, что мясо тоже едят. Но Арчи говорит, что поместит мою фотографию в музей. Ты знаешь такие снимки - винтовка на плече, нога на добыче, глаза на горизонте. Разве такое не нравится детям?"
У меня с Эдди не было детей; Беверли могла бы догадаться, что это чувствительное место. И Арчер с такими представлениями ко мне не подходил. Она сидела в пятне солнечного света. Волосы ее были коротко подстрижены и аккуратной шапочкой спускались на уши. Каштановые, пока она не сделала их золотыми. Она была не столько миловидной, сколько просто притягивала взгляд и удерживала его. "Мерион все талдычит о том, как он оплатил мою дорогу сюда. Словно не получил за свои деньги ничего стоящего." Она поболтала ногой и вода высоко до бедер окатила ее голые ноги. "Ты такая везучая. Эдди самый лучший."
Каким он и был, любая женщина это видела. Я никогда не встречала мужчины лучше, чем мой Эдди, и за всю нашу сорокатрехлетнюю совместную жизнь я всего три раза жалела, что вышла за него замуж. Я говорю это сейчас, потому что мы тогда подходили к одному из этих случаев. Я не хочу, чтобы кто-то думал об Эдди хуже, из-за того, что я расскажу.
"Ты еще влюблена в него, правда?", спросила Беверли. "После стольких лет брака?"
Я призналась, что так.
Беверли покачала своей золотистой головой. "Тогда тебе надо лучше держаться за него", сказала она мне.
Или не сказала? Что именно она мне сказала? Я так много раз думала над этим разговором, что больше совсем его не помню.
***
По контрасту, следующий отрезок времени был абсолютно ясным. Беверли сказала, что устала и пошла улечься в свою палатку. Я нашла мужчин играющими в бридж, по очереди переходя в зрители. Я встряла в игру, потому что Расселу не нравились его карты и он думал, что сменит удачу, если между партиями кто-то займет пустующее место. Поэтому играли я и Уилмет против Эдди с Расселом, а Мерион и Арчер курили поблизости и смотрели. За стеной палатки смеялись наши носильщики.
Мне больше нравилось бы в команде с Эдди, но Рассел сказал, что бридж слишком опасная игра, когда мужья в партнерстве с женами и когда под руками так много доступного оружия. Он, конечно, шутил, но по его лицу вы бы этого не сказали.
Пока мы играли, Рассел рассказывал о шимпанзе и о том, как они проводят свою жизнь. В те дни еще никто не наблюдал их вблизи, так что все это были только догадки. Вызванные предположениями, что гориллы могут оказаться весьма схожи. Существует естественный порядок вещей, говорил Рассел, и можно прийти к нему с помощью размышлений - это простой дарвинизм.
Я не считала, что с помощью размышлений можно понять пауков, и я не купилась на то, что можно понять шимпанзе. Поэтому я не прислушивалась. Я следила за картами, но время от времени выхватывала слово. Самцы там, самцы здесь. Бла-бла-бла, доминирование. Выживание наиболее приспособленных, бла-бла-бла. Естественный отбор, окровавленные когти и зубы природы. Бла-бла-бла. Потом начался спор, следует ли из простого дарвинизма, что надо ожидать социального устройства из моногамных брачных пар, или же все самцы должны иметь гаремы. Есть доводы в пользу любого из этих устройств, но меня не интересовал ни один из этих доводов.
