Сергей Трусов - Карнавал (сборник)
— А когда вы позовете остальных? — осторожно спросил Борис, начиная подозревать, что здесь не все так гладко.
— Когда наберемся сил. Мы очень ослабли, пока двигались в пустоте, и еще не вполне освоили твое сознание. Потом. Ты пока думай, желай чего-нибудь. Чем сильнее будешь чувствовать, тем быстрее придут остальные.
— Да-а, — протянул Борис и неожиданно для самого себя сказал: — Хочу оказаться на Черном море.
* * *Ослепительное солнце повисло над морем, рассылая во все стороны палящие лучи. Волны одна за другой набегали на песчаный берег и ласкали слух тихим монотонным шипением. Борис лежал на пляже, млея от жары и приятного чувства безделья.
— Борь, пульку распишем?
Борис поднял голову и с интересом взглянул на Ваську Круглова, который, присев на корточки, сосредоточенно тасовал колоду карт.
— И ты здесь? — спросил Борис, чувствуя, как его распирает от смеха. А где же все остальные?
— Ты что, перегрелся? — Васька захлопал белесыми ресницами. — Только что купаться пошли. Тебя же звали, а ты заладил одно и то же — холодно, холодно. Псих. Только что передавали, что температура воздуха тридцать два градуса.
— Ну-ну, я пошутил, — улыбнулся Борис. — Слушай, а что бы ты попросил, если б знал, что я могу исполнить любое твое желание?
— Хе, — хмыкнул Васька и отложил карты. — Чего бы я попросил? Ну… не знаю. Денег, наверное, а то мы тут поистратились на курорте.
— Денег, — прыснул Борис. — Ну, а если бы я мог исполнить любое количество твоих желаний?
— Любое? — Васька зажмурился, став похожим на кота, которому предстоит слопать целую банку сметаны. — Желал бы всего подряд. Да… А впрочем, надоело бы.
— Что надоело бы?
— Все. Знаешь, когда одно или два желания — это интересно, а когда любое количество, то рано или поздно все осточертеет. Да ну тебя, пойду лучше искупаюсь.
"Вот это да-а, — подумал Борис, глядя, как его друг бултыхается в воде. — А ведь он прав. Осточертеет. Никаких усилий не надо будет прилагать, только подумай — и имеешь все, что захочешь. Ни работать не надо, ни думать. Вернее, думать придется, но только о том, чего бы еще захотеть, чего испытать. Многие даже от пищи откажутся. А зачем? Пожелал, и ты уже сидишь за прекрасным столом со всевозможными яствами. Поел — и сыт, можно опять развлекаться. Чем же это все закончится? Деградацией? Вырождением?"
Борис сел, осмотрелся. Под ним было хорошо знакомое красное покрывало. Рядом, на песке, лежали шорты и белая тенниска. Тут и там валялись одежда, очки, мяч, ракетка для бадминтона, ласты — все настоящее.
"А с другой стороны, — продолжал рассуждать Борис, — взять, к примеру, моего деда. Жить ему осталось всего ничего, а ведь, наверное, не отказался бы пройти свои молодые годы с самого начала. А мать с отцом? Ни разу не выезжали дальше районного центра. Им бы на море побывать, по городам поездить. А другие люди? Так что же получается — всеобщее счастье?"
Борис откинулся на песок и закрыл глаза.
"Интересно, — думал он, — откуда прибыли эти голоса? Говорят, долго летели в пустоте, а раньше? Где они набрались сил для этого полета, уж не на похожей ли планете?"
Борис резко вскочил, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Ну, конечно! Он явственно видел толпы отрешенных людей, бесцельно шатающихся по запущенным городам среди куч гниющих отбросов. Безумные глаза, идиотские улыбки, многие уже не могут двигаться и лежат где попало, невнятно бормоча последние желания. Изобилие! Благоденствие! Те, кто дошел до крайней точки, превратились в тупых животных, лишь внешне напоминая еще людей… Вот оно что! Пусть это были не люди, а какие-то другие разумные существа, но именно так оно и было. А когда "питание" иссякло, голоса двинулись дальше. В долгий, долгий полет на поиски новой пищи.
— Эй, Боря, иди к нам! — раздалось со стороны моря, и Борис увидел, как кто-то машет ему из воды рукой.
— Хочу быть в лесу, — внятно произнес он, не веря, что ему откроется обратный путь.
* * *Вопреки ожиданиям возвращение состоялось. Он стоял на том же месте, кутаясь от холода в свою куцую курточку.
— Доволен? — спросил кто-то голосом Васьки Круглова.
— Нет, — ответил Борис. — Не нравится мне все это, лучше, если вы оставите нас в покое.
Кто-то рассмеялся, и Борис вздрогнул — смеялся его дед. Такой же надрывный и кашляющий смех, словно кто-то за дверью, натужно сопя, рвал пыльную мешковину.
— Мы не уйдем, потому что и ты, и все остальные люди нам необходимы. Будем жить вместе.
— А если мы не захотим? Если прикажем вам убраться отсюда? Ведь вы исполняете любые желания?
— Любые, кроме этого. Мы сейчас очень слабы. Может, позже, когда наберемся сил, мы и уйдем, а пока еще рано.
— А если мы не будем ничего желать?
— Это невозможно, — снова рассмеялся голос. — Вы так устроены, что всегда будете чего-нибудь хотеть. А если и попытаетесь, то мы будем исполнять не явно выраженные желания, а те, которые лишь мелькают в вашем сознании. Постепенно мы научимся и их улавливать.
— Но ведь мы очень скоро истощимся! — воскликнул Борис, чувствуя, как его захлестывает волна безысходности и страха.
Голоса по достоинству оценили бурный всплеск его эмоций и завизжали на разные лады, перекрывая друг друга.
— Нет, нет, не истощитесь! — донесся до него чей-то восторженный вопль. — Такое богатое разнообразие не может истощиться!
"Что же делать? Что делать?" — лихорадочно думал Борис, пытаясь взять себя в руки.
— Он в растерянности! — стонал кто-то, подвывая в такт мысленным словам Бориса. — Какая восхитительная растерянность!
— Нет, так просто я не сдамся, — сквозь зубы процедил Борис, совершенно не представляя, как можно бороться с этим кошмаром.
— Он решил не сдаваться, вы слышите? Это же просто здорово! Мы будем иногда ему уступать, чтобы ощутить радость победы, а затем горечь поражения. О-о-о, как нам повезло!
Голоса вопили, словно пьяные в разгар дикого веселья, и Борис в ужасе зажал уши. Это, конечно, не помогло, и бестелесные голоса получили новую порцию необходимой пищи.
— Но… но ведь можно договориться, — произнес Борис, неимоверным усилием воли заставив себя успокоиться.
Голоса тоже сразу на некоторое время успокоились, и ему показалось, будто он слышит их сытое довольное сопение.
— Он хочет договориться, — повторил чей-то шепот.
— А может хитрит? — лукаво предположил второй.
— Давайте послушаем, это будет интересно, — сказал третий, и голоса смолкли.
— Вы говорите, что вас много? — начал Борис, помня о том, что они пока не научились различать то, что лишь расплывчатой картиной проносится в сознании, не успевая стать законченной мыслью. Что-то именно вроде этого промелькнуло в его голове, и он инстинктивно почувствовал, что выход должен быть. Больше всего он сейчас боялся своих мыслей, самого себя, но голоса, видимо, устав после обильного угощения, были настроены благодушно.
