Александр Юринсон - Стихотворения 1999-2000 года
Ее, плюются в лицо и шепчут,
И капитан принимают грудью
Судьбу муравья на плывущей щепке.
8
За окном обычно совсем не то,
Что хочется видеть, но от и до
Раскинулись крылья тысячи крыш,
И нету голоса крикнуть "кыш".
Так выглядит осенью голый пляж.
И так и тянет накинуть плащ,
Расправив зябко пушистый шарф.
Такой пейзаж превращает шар
Земной в бесспорную плоскость, в круг.
И воздух, переполняя грудь,
Спешит на волю звенящим "чхи!",
И с носа стряхивает очки.
9
Памяти Бродского
Серое море как грязная простынь
Скомканным краем тычется в пристань.
Волны (пена на них как короста)
Встали, готовясь идти на приступ.
Их угнетающе мерная поступь
Слышится днем, на закате и после.
Брызги наполнили блестками воздух,
Чуть затуманенный маревом возле
Края округлого, там, где так просто
Небо потрогать; и вовсе не подвиг
Голосом с пирса рассечь, а не торсом
Волны, всегда набегавшие по две.
24 мая 2000 г.
10
Хуже изгнания только остаться там,
Где родился, прятаться по кустам
От своего хвоста; где сам ты не так высок,
Как твой рост, потому что прячешь лицо в песок.
Хуже всего, вставая, видеть одну
И ту же картину, тот же ландшафт, луну,
Прячущую в облаках половину лица.
Начинать новый день с исписанного листа.
И когда четыре стены упираются в потолок,
С поднятым вверх лицом, как поплавок
На волне, не зная покоя, качаться в такт
Мысли, ползущей среди извилин как танк.
11
День слишком краток, чтоб подводить итог.
Оттого дневники копят в тебе труху
Событий. Всякий дневник - едок
Времени, вытянутого в строку,
Но не в струну: звук переходит грань
Слышимого, и напрасный труд
Раз за разом пытаться переиграть
Самого себя. Останется труп,
Если вычесть из человека то,
Что он называет своей судьбой,
И никто на свете - ни здесь, ни на том
Не возьмется быть такому судьей.
12
День начинается с пустяка,
Разросшегося до катастрофы, вроде
Будильника, выступившего в роли
Мухи, отскакивающей от стекла.
Затем пробуждение. Свет, едва
Ощупав сетчатку, растекается по квартире.
Ты тянешь время, как пешка, на Е-4
Сменить не желающая тепленькое Е-2.
Потом сточные трубы пьют воду с лица,
Опухшего за ночь как спелая слива.
Новый день встречает тебя брезгливо,
Как тупик - беглеца.
13
В душном воздухе лета запах зимы
Едва уловимый - может быть, от стены,
От серой кирпичной кладки, от лестницы, в чей пролет
Если уронишь взгляд - никто не подберет.
Запах зимы гнездится в ветвях, пока
Зеленых; в небе, где облака цвета потолка
Либо на голубом самолет оставляет след
Движения в пустоте, и не нужен свет.
Да скоро его и не будет. Вернее, будет, но
Недостаточно, чтобы, утром взглянув в окно,
Увидеть что-то кроме бесцветных глыб
Зимы, поджавшей в термометре ртутный клык.
14
Город, избавившийся от улиц.
Битый кирпич: остатки, останки
Строительства. Море уже не устриц
Выбрасывает, но консервные банки.
Так выглядит берег. А в перспективе
Будущее, с лихим бесстыдством
Обнажающее при каждом отливе
Свое прошлое, приглашая пуститься
В изыскания. Злата, злака
Не откопаешь в толще холодного
Сырого песка, где кончается свалка
И начинается археология.
15
Каждый шаг это прежде всего стук
Каблука об асфальт и только потом
Перемещенье тебя из "тут"
"Туда". С таким же звуком патрон
Входит в патронник. У пули путь
Длинней, но короче во времени. Цель
С ее точки зрения - только пункт
Назначенья. Молись, что остался цел.
Почаще взглядывай на часы,
Сверяя с тиканьем каждый шаг:
Когда шаги чересчур часты,
Значит ноги твои спешат.
16
У ломаной линии есть свое
Правило построенья. Куски прямых
Не просто отрезки, скорее - сырье,
И их прямота при них.
Из ломаных линий люди строят дома,
Что раскрыто идущим на слом жильем.
В конце ломаной линии сходишь с ума
Либо в мир иной попадаешь живьем.
И вся геометрия заломом рук
Провожает того, кто туда, где ни зги,
По кривой уходит - семь верст не крюк
Повторяя каждый ее изгиб.
17
В духоте июля асфальт, дымясь
Испареньями гроз, выцветает на солнце,
Как бумага, написанному дивясь,
Как готовящиеся к осени сосны.
И песок пробирается мимо ползком
Вдоль стены, змеей в иероглифах трещин.
И белье во дворе носовым платком
Раздувается и трепещет.
И солнце, забравшееся в зенит,
Так раскаляет камень, что здание
Всеми четырьмя стенами звенит,
Как комар, вылетающий на задание.
18
Слишком уж устремляется в небо
Город плоский, как блюдо,
Где прошедшее время "не был"
Равносильно - "не буду".
Где, сбиваясь со слога, речью
Вводят в прострацию, в невесомость
Камень, вставший вдоль русла речки,
Охраняя ее бессонность.
Так рождается неподвижность.
Тишина, входящая в уши
Раскаленной иглой. Слишком книжным
Стал для ближнего ужас.
19
События тесно наполнили память.
Пройденный путь переходит в опыт.
Снег начинает чернеть и таять:
Полоз пора заменить на обод.
Время скольжения в прошлом. Время
Вообще явление прошлого, чем-то
Приятное, но как правило вредное
Телу, вошедшему в возраст качения
Качения под гору! - Это не старость
Тела, но вроде отсутствия денег:
Смерть души, которая как ни старалась,
Почти ничего не успела сделать.
20
Входная дверь, ожидая ключа,
Доступна только грубому взлому.
Лампа глуха к человечьему слову
И не попросит тебя "включай!"
Постой в темноте, вдыхая пыль
Прихожей, сукна на вешалках, тапок.
Она образует потом осадок
В чаше, которую ты испил.
Так возвращаешься в дом, когда
Болен, зол, устал. От озноба
Выпей чаю, возьми на колени кота
И гладь, пока не заснете оба.
21
Вечер в краю болот. Комариный
Хор заводит песню о крови.
При жизни не ставшая балериной,
Душа вселяется в насекомое. Кровли
Дачных строений висят как флаги
В безветрии. Сорняки потоптали грядки.
Ночь наступает на левом фланге.
Время, бегущее в беспорядке
С поля боя, бросает свои трофеи.
Сыростью густо пахнуло от речки.
Хрип, поднимаясь со дна трахеи,
Не имеет ничего общего с речью.
22
Нераскрашенный городской ландшафт,
Не имеющий перспективы, то есть
