Дмитрий Поляшенко - Тени у порога
— Не знаю. — Лядов разочарованно отвалился обратно в кресло и устало потер переносицу.
— Что ты искал в архивах? — спросил Трайнис.
— Людей прошлого, которым было тесно в своем времени. Ты прав, Гинтас, явного повода для побега у меня, конечно, нет. Но я устал от архивов, так инее вычерпав тему. Нужно что-то другое. Мне осталось примерить стиль жизни моих подопечных. Испытать то, что испытывали беглецы, но не те, кто писал на стене «свобода», а кто пьяный в восторге перед стихией летел на скрипящем корабле под гудящими парусами по вздыбленным валам грохочущего моря. И потому они это делали, что не представляли себе иного образа жизни. Они ни с чем не боролись, им просто чего-то не хватало в жизни. Им было тесно. Они были рождены искать. Я тоже ищу.
— Здорово, — непривычно тихо и мечтательно сказал Вадковский. И вновь стал самим собой: — Я все понял, я согласен. Запиши меня в команду.
— Не нравится слово побег — замени другим, — продолжал Лядов. — Дело не в названии. Умел бы я управлять парусником — пошел бы на нем искать неоткрытые острова. Но Земля давно исхожена.
— Ага. — Трайнис был неуверен. — При фактическом отсутствии побега вопрос о причине побега исчезает сам собой. Ловко. И куда ты думаешь направиться? Туристические маршруты, видимо, тебе не подойдут?
— Совершенно верно. Куда-нибудь подальше. Где не ступала нога. Я не о Земле говорю, надеюсь, понимаете.
— Понимаем. — В голосе Трайниса звучала обреченность.
Вадковский воскликнул:
— Гинтас, ну что ты пристал к человеку? Ты прекрасно водишь корабль и сам летаешь каждый божий месяц. Разве нам трудно слетать? Согласись, что нелепо делать это на планете, где в пределах нескольких километров обязательно наткнешься на кабину транс-порта. А хочешь, мы с ним вдвоем пойдем? Я потом тебе предоставлю отчет «Как я провел лето».
— Ну уж нет, — отрезал Трайнис. — Вдвоем я вас не отпущу, вы и в парке заблудитесь. Но пока я ничего не понимаю, а делать красивые жесты я не люблю. Это вам не в Новую Зеландию на пару дней позагорать.
Вадковский разочарованно почесал затылок:
— Это ты верно говоришь. Для красивых жестов ты слишком расчетлив. Но признай, что интереснее слетать не в Новую Зеландию, а именно туда, где не ступала нога.
Трайнис обратился к Лядову:
— Ты обсуждал это с кем-нибудь еще? Есть же специалисты в этой области, серьезные наработки, монографии, в конце концов просто увлеченные тем же люди.
— Нет. И не собираюсь. И вас прошу: никому ни слова.
Трайнис и Вадковский внимательно посмотрели на Лядова.
— Как скажешь, конечно. Но почему?
— Во-первых, я искал таких, как я. Оказалось, никто этим не увлекается.
— Не может быть, — убежденно сказал Вадковский.
— Может. Именно тем, чем я, — никто. Меня не интересуют коллекционеры утюгов двадцатого столетия. Не интересуют громкие события и исторические личности. Меня интересует обычный никому не известный человек. Во-вторых, есть объективные… то есть, субъективные, конечно, но очень веские причины, — сказал Лядов с каменным лицом. — Но они касаются только меня.
Трайнис поскреб ногтем мягкий подлокотник, будто внутри кресла мог находиться ответ на лядовскую загадку:
— Рискну повторить свое предложение: не лучше ли обсудить вопрос теоретически, хотя бы для начала? Давай найдем профессионала…
— Нет, — мотнул головой Лядов. — ни в коем случае.
— Ладно, — покладисто сказал Трайнис. — Но что за причины? Тебе неловко нам о них говорить? Я не могу себе представить таковые.
Лядов помолчал, глядя сквозь все, и ответил невпопад:
— И еще почему-то мне кажется — нельзя ждать.
— Прости, не понял, — осторожно сказал Трайнис. — ты сейчас о чем? Чего ждать?
Лядов дернул щекой, сожалея, что почти проговорился. Старательно избегая двух внимательных пар глаз, сказал:
— Пусть это и будут те самые веские причины.
Вадковский был в восторге:
— Мне все больше и больше это нравится! Слава, ты мастерски напустил такую таинственность, что лично я готов лететь прямо сейчас. Признайся, наверняка ведь прочитал какое-нибудь «Руководство по суггестии и эмпатии»?
— Погоди, Роман. Гинтас, ты никогда не хотел пожить в прошлом?
— Я никогда не думал об этом, — пожал плечами Трайнис. — есть разница где жить?
— Ну ты спросил. Разница огромная. Ты потому и не думал, что не хотел. Возьмем тебя. Ты хочешь быть пилотом корабля дальнего проникновения…
— Я еще не решил.
— А теперь представь. Человек смутно, но очень сильно хочет того же, что и ты, тех же масштабов и скоростей, но звездолетов еще нет и в помине, кроме тех, что на страницах научно-фантастических книг. Хочешь стать пилотом? Пожалуйста. Но максимум, чего ты достигнешь, — это маленький заштатный авиаклуб, фанерный списанный самолетик, коптящий движок, брызги масла… Ужас. Это даже не глайдер. До запуска первого спутника лет тридцать, а до индивидуальных космических полетов — как нам до путешествий во времени.
— Если так, то для меня разница есть. Впрочем, я слабо представляю себе быт заштатного авиаклуба. Вдруг понравилось бы? Жили же люди. А то, что звездолетов нет и не предвидится… Ну так смирись. Впрочем, я тогда ничего бы не знал о звездолетах. Иногда мечтать вредно. Я пошел бы в этот авиаклуб, потом — в авиационный институт, а потом — испытывать истребители какие-нибудь. Что еще остается делать?
Лядов промолчал, уклончиво пожав плечами.
— Как и с какой стати человек может желать чего-то, что еще не появилось? — спросил Трайнис.
— Прочитал, придумал. Экстраполировал современность. Да мало ли. Сон, в конце концов, увидел. И понял, что это — его.
— Погоди, погоди… — Трайнис замахал руками. — Запутал. Ты же не любишь домыслы и фантастику.
— Я к примеру.
— А побег-то здесь причем?
— Что они получали в свободных путешествиях и где это что-то сейчас?
Трайнис откинул голову и утомленно вздохнул в потолок.
— Вот ты о чем…
— Все, что искали романтики, — рядом с нами, — заявил Вадковский. — Например, свобода передвижения. Слава, не улыбайся. Я же говорю — нам этого не понять. Вон у тебя кораблю в саду стоит, и ты к этому привык. Не велосипед, не машина, даже не самолет — космический корабль. Ты в прямом смысле можешь достать звезду. Ты можешь жить в вечной весне, следуя за сменами сезонов по планете. Ты можешь поселиться в поясе астероидов, а не в каких-то там Гималаях, чтобы медитировать, максимально уединившись от человечества.
Лядов снисходительно смотрел на Романа. Тот продолжал с воодушевлением:
— Поэтому, кстати, и не понятно, что современный человек может найти для себя в прошлом. Но к черту философию! Будем поэтами. У меня идея. Давайте создадим неоромантизм. О чем можно тосковать в наем мире? Итак, двести лет вперед. Или даже триста. Предлагайте. Некий, скажем… Бархатный век. Подойдет? Идеальный мир. И вот вам первая проблема — о чем там мечтать?