Роберт Шекли - Опека
— Не политурьте, — сказал он.
— Не политурить? — Я наморщил брови. — Как это понимать?
— Ну, вы знаете. Это постоянно делается.
— Должно быть, мне это известно под другим названием. Объясните.
— Хорошо. Политурить — это значит… — Но тут он осекся.
— Что?…
— Он здесь! Это трэнг!
Я вдавился в стену. Мне показалось, что я вижу легкое кружение пыли в комнате, но, возможно, у меня пошаливали нервы.
— Дерг! — позвал я. — Где вы? Что же мне делать?
И тут я услышал крик и щелканье смыкающихся челюстей.
— Он меня заполучил! — взвизгнул дерг.
— Что же мне делать? — снова завопил я.
А затем противный скрежет что-то перемалывающих зубов. И слабый, задыхающийся голос дерга: «Не политурьте!»
А затем тишина.
И вот я сижу тихо-смирно. В Бирме на той неделе разобьется самолет, но меня это не коснется здесь, в Нью-Йорке. Да и фиггам до меня не добраться, я держу на запоре дверцы моих шкафов.
Вся загвоздка в этом «политурить». Мне нельзя политурить. Ни под каким видом! Если я не буду политурить, все успокоится и эта свора переберется еще куда-нибудь, в другое место. Так должно быть. Надо только переждать.
На беду свою я не знаю, что такое политурить. Это постоянно делается, сказал дерг. Вот я и избегаю по возможности что-либо делать.
Я кое-как поспал, и ничего не случилось — значит, это не политурить. Я вышел на улицу, купил провизию, заплатил что следует, приготовил обед и съел. И это тоже не политурить. Написал этот отчет. И это не политура.
Я еще выберусь из этой мути.
Попробую немножко поспать. Я, кажется, схватил простуду. Приходится чихнуть…
