Роберт Шекли - Опека
— Вы хотите сказать, — спросил я раздельно, — что с вашей помощью опасность возросла?
— Это было неизбежно, — вздохнул он.
Нечего и говорить, с каким удовольствием я удавил бы его в эту минуту, не будь он невидим и неощущаем. Во мне бушевали оскорбленные чувства; с гневом говорил я себе, что меня обвел, заманил в западню неземной мошенник.
— Отлично, — сказал я, взяв себя в руки. — Спасибо за все. Встретимся на Марсе или где там еще ваша хижина.
— Так вы отказываетесь от дальнейшей опеки?
— Угадали! Прошу выходя не хлопать дверью.
— Но что случилось? — Дерг был, видимо, искренне озадачен. — В вашей жизни возросли опасности — это верно, но что из того? Честь и слава тому, кто смотрит в лицо опасности и выходит из нее победителем. Чем серьезнее опасность, тем радостнее сознание, что вы ее избежали.
Тут только я понял, до чего он мне чужой, этот чужесветный гость!
— Только не для меня, — сказал я. — Брысь!
— Опасности увеличились, — доказывал свое дерг, — но моя способность справляться с ними перекрывает их с лихвой. Для меня удовольствие с ними бороться. Так что на вашу долю остается чистый барыш.
Я покачал головой:
— Я знаю, что меня ждет. Опасностей будет все больше, верно?
— Как сказать! Что до несчастных случаев, тут вы достигли потолка.
— Что это значит?
— Это значит, что количественно им уже некуда расти.
— Прекрасно! А теперь будьте добры убраться к черту!
— Но ведь я вам как раз объяснил…
— Ну конечно: расти они не будут. Как только вы оставите меня в покое, я вернусь в свою обычную среду, не правда ли? И к своим обычным опасностям?
— Вполне возможно, — согласился дерг. — Если, конечно, вы доживете.
— Так и быть, рискну!
С минуту дерг хранил молчание. И наконец сказал:
— Сейчас вы не можете себе это позволить. Завтра… Завтра…
— Прошу вас не рассказывать. Я и сам сумею избежать несчастного случая.
— Я говорю не о несчастном случае.
— А о чем же?
— Уж и не знаю, как вам объяснить. — В тоне его чувствовалась растерянность. — Я говорил вам, что вы можете не опасаться количественных изменений. Но не упомянул об изменениях качественных.
— Что вы плетете? — накинулся я на него.
— Я только стараюсь довести до вас, что за вами охотится гампер.
— Это еще что за невидаль?
— Гампер — существо из моей среды. Должно быть, его привлекла ваша возросшая способность уклоняться от опасности, которой вы обязаны моей опеке.
— К дьяволу гампера — и вас вместе с ним!
— Если он к вам сунется, попробуйте прогнать его с помощью омелы. Иногда помогает железо в соединении с медью. А также…
Я бросился на кровать и сунул голову под подушку. Дерг понял намек. Спустя минуту я почувствовал, что он исчез.
Какой же я, однако, идиот! За всеми нами, обитателями Земли, водится эта слабость: хватаем, что ни дай, независимо от того, нужно нам или не нужно.
Вот так и наживаешь себе неприятности!
Но дерг убрался, и я избавился от величайшей неприятности. Некоторое время тихо-скромно посижу у себя в углу, пусть все постепенно приходит в норму. И, может быть, уже через несколько недель…
В воздухе послышалось какое-то жужжание.
Я с маху сел на кровати. В одном углу комнаты подозрительно сгустились сумерки, и в лицо мне повеяло холодом. Жужжание между тем нарастало — и это было не жужжание, а смех, тихий и монотонный.
К счастью, никому не пришлось чертить для меня магический круг.
— Дерг! — завопил я. — Выручай! Он оказался тут как тут.
— Омела! — крикнул он. — Гоните его омелой!
— А где, к чертям собачьим, взять теперь омелу?
— Тогда железо с медью!
Я бросился к столу, схватил медное пресс-папье и стал оглядываться в поисках железа. Кто-то вырвал у меня пресс-папье. Я подхватил его на лету. Потом увидел свою авторучку и поднес к пресс-папье острие пера.
Темнота рассеялась. Холод исчез.
По-видимому, я кое-как выбрался.
— Видите, вам нужна моя опека, — торжествовал дерг какой-нибудь час спустя.
— Как будто да, — подтвердил я скучным голосом.
— Вам еще много чего потребуется, — продолжал дерг. — Цветы борца, амаранта, чеснок, могильная плесень…
— Но ведь гампер убрался вон.
— Да, но остались грейдеры. И вам нужны средства против липпов, фиггов и мелжрайзера.
Под его диктовку я составил список трав, отваров и прочих снадобий. Я не стал его расспрашивать об этом звене между сверхъестественным и сверхнормальным. Моя любознательность была полностью удовлетворена.
Привидения и лемуры? Или чужесветные твари? Одно другого стоит, сказал он, и я уловил его мысль. Обычно им до нас дела нет. Наши восприятия, да и самое наше существование протекают в разных плоскостях. Пока человек по глупости не привлечет к себе их внимания.
И вот я угодил в эту игру. Одни хотели меня извести, другие защитить, но никто не питал ко мне добрых чувств, включая самого дерга. Я интересовал их как пешка в этой игре, если я правильно понял ее условия.
И в это положение я попал по собственной вине. К моим услугам была мудрость расы, веками накопленная человеком, — неодолимое расовое предубеждение против всякой чертовщины, инстинктивный страх перед нездешним миром. Ибо приключение мое повторялось уже тысячи раз. Нам снова и снова рассказывают, как человек наобум вторгается в неведомое и накликает на себя духов. Он сам напрашивается на их внимание, а ничего опаснее быть не может.
Итак, я был обречен дергу, а дерг — мне. Правда, лишь до вчерашнего дня. Сегодня я уже снова сам по себе.
На несколько дней все как будто успокоилось. С фиггами я справлялся тем простым способом, что держал шкафы на запоре. С липпами приходилось труднее, но жабий глаз более или менее удерживал их в узде. А что до мелжрайзера, то его следует остерегаться только в полнолуние.
— Вам грозит опасность, — сказал мне дерг не далее как позавчера.
— Опять? — отозвался я зевком.
— Нас преследует трэнг.
— Нас?..
— Да, и меня, ибо даже дерги подвержены риску и опасности.
— И этот трэнг действительно опасен?
— Очень!
— Что же мне делать? Завесить дверь змеиной шкурой? Или начертить на ней пятиугольник?
— Ни то ни другое, — сказал дерг. — Трэнг требует негативных мер, с ним надо воздерживаться от некоторых действий.
На мне висело столько ограничений, что одним больше, одним меньше ничего уже не значило.
— Что же мне делать?
— Не политурьте, — сказал он.
— Не политурить? — Я наморщил брови. — Как это понимать?
