Наум Фогель - Гипнотрон профессора Браилова
– Самсоном займитесь вы, а Казарина пошлите ко мне в кабинет, сейчас же, сию минуту!
Он вышел так же стремительно, как и вошел, хлопнув дверью.
3. ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ КОРОЛЬ АМЕРИКИ
Для потомства навсегда останется тайной назидательная история о том, как один из скромных заправил “Бэнкерс траст компани” Джон Митчел стал некоронованным электрическим королем Америки. Как бы то ни было, но возглавляемая им сейчас корпорация “Рэдио энд электрик асошиэйшн” контролировала капитал более чем в тридцать миллиардов долларов и оплела своей паутиной добрую половину земного шара.
Джон Митчел слыл меценатом. “Наш Митчел не мыслит себе жизни без науки!” – захлебывались от восторга газеты, сообщая об очередной дотации в университет или научно-исследовательский институт. “Джон Митчел заявил, что если бы заботы о процветании Америки не удерживали его в деловых кругах, он с радостью посвятил бы все свое свободное время скромной деятельности литератора”, – сообщали радиоинформаторы, умиляясь тем, что Джон Митчел снова выделил столько-то тысяч долларов в фонд помощи растущим талантам литературной Америки.
Нет сомнения, что кое-кто из стоящих у трона электрического короля мог бы вскрыть истинные корни, питающие трогательную любовь мистера Митчела к науке и искусству. Но электрический король Америки приближал к своему трону только тех, кто умел держать язык за зубами.
Могущественную силу прессы Джон Митчел познал давно, еще в те тревожные годы, когда он боролся с правительством за право своих предприятий общественных услуг на жизнь и независимость. Баснословные барыши этих предприятий вызывали все большее и большее возмущение простых людей. Все громче раздавались голоса, требующие передачи непомерно раздувшихся трестов и синдикатов под контроль государства. На бирже залихорадило. Акции стали падать. В это критическое время Джон Митчел проявил себя крупнейшим тактиком и стратегом.
– Государство не может справиться с задачами общественных услуг, – заявил он на совещании директоров. – Это под силу только нам, частные предпринимателям. Эту истину нужно вколотить в головы американцев. Мобилизовать прессу!.. Привлечь ученых!.. Денег не жалеть!.. На полпути не останавливаться!
Последние слова, произнесенные со спокойным хладнокровием и подкрепленные энергичным – сверху вниз – движением крепко стиснутого кулака, прозвучали как приказ полководца:
– Армию – в бой!.. Патронов не жалеть!.. Пленных не брать!
– Люди должны думать, что их благополучие находится в прямой зависимости от процветания наших трестов. Это, конечно, не так. Но… любая ложь, повторяемая неоднократно, начинает восприниматься, как правда.
– Если бы нам понадобилось доказать, что не земля вертится вокруг солнца, а наоборот, мы нашли бы ученых, которые доказали бы этот абсурд. Однако, движение земли пока не мешает нашему бизнесу, так что… пускай себе вертится на здоровье.
К ученым Джон Митчел относился с покровительственной пренебрежительностью: им платят – они работают. Только к медицине он испытывал чувство уважения, смешанное даже с некоторым страхом. Это осталось еще с юношеского возраста. Ему было шестнадцать лет, когда он заболел аппендицитом. Старый док, Макс Хиглтон, сказал, что без операции – смерть.
На всю жизнь запомнилась Джону строгая чистота операционной, белый халат хирурга, марлевая маска на его лице, зловещий звон перекладываемых сестрой блестящих инструментов и… – запах эфира. На всю жизнь остался в памяти страх, который он испытал, когда сознание под влиянием эфирных паров стало уходить от него.
Джон Митчел умел сильно любить. Он любил свою Америку страну свободного предпринимательства, страну грандиозных возможностей; любил свой просторный, удобно обставленный рабочий кабинет, свою великолепную виллу на берегу реки Потомак, сад, цветочные клумбы, разбитые под окном его дома. Но превыше всего он любил себя: свое лицо, крепкие руки, мускулистую грудь, в которой неугомонно пульсирует его сердце. Он умел и сильно ненавидеть. Он ненавидел рабочих, хотя и понимал, что они трудятся на него; он страстно ненавидел своих соратников из мира свободного предпринимательства, умных, решительных и смелых, таких, как он сам. Ненавидел, хотя и, понимал, что они в какой-то мере помогают ему делать деньги. Но превыше всего он ненавидел смерть, А мрачные мысли о смерти за последнее время стали все чаще и чаще навещать его. Приближалась старость.
Ему исполнилось шестьдесят. Выглядел он, правда, значительно моложе своих лет. Высокий, сухопарый, с темным – зимой и летом одинакового цвета – лицом, на котором с первого взгляда запоминались орлиный нос и холодный блеск спокойных глаз, он производил впечатление крепкого человека в расцвете сил. Так и должно быть: даром, что ли, отказывал себе во многих удовольствиях и строго придерживался спартанской умеренности во всем? Настоящий бизнесмен должен быть здоровым и выносливым: только сильные имеют право на существование в этом неспокойном мире безудержной конкуренции, головокружительных взлетов и катастрофических падений.
Он неуклонно выполнял все указания своего домашнего врача Эрла Кифлинга: вставал точно в семь, занимался физкультурой; завтрак в девять, обед в два, перед сном – стакан кефира, – Эрл утверждает, что это улучшает пищеварение. Спать – в одиннадцать тридцать, минута в минуту: Эрл говорит, что только вовремя сна нервная система отдыхает по-настоящему. Засыпал он обычно сразу, едва голова коснется подушки. Эрл говорит, что так и должны засыпать крепкие люди, которым обеспечено долголетие.
Все шло хорошо до последнего времени А потом…
Началось с того последнего совещания у генерала Норильда. Очередные государственные ассигнования “на оборону” попали другим. Митчелу удалось урвать крохи. Возвратившись домой, он не мог уснуть. Только под утро пришел сон, полный неясных сновидений, тревожный. На следующий день бессонница повторилась, на третий – тоже.
– Послушайте, Эрл, – обратился он к своему врачу. – Со мной творится что-то неладное. Кифлинг тщательно обследовал его.
– Все в порядке, – бодро произнес он, пряча фонендоскоп. – Ваша машина рассчитана, минимум на сто лет. Сердце великолепное, легкие – юноша позавидовать может. Нервы, правда, немного пошаливают, но это дело поправимое.
Он прописал микстуру с бромом и снотворное. После снотворного Митчел спал. как убитый.
Прошло две недели, и бессонница вновь повторилась.
Лицо у Митчела было мрачным. Он весь изменился как-то внезапно: щеки обвисли, белки глаз подернуло нездоровой желтизной, и даже плечи обмякли будто. Это был уже не тот Джон Митчел, каким Эрл привык его видеть ежедневно
