Наталья Суханова - В пещерах мурозавра
Людвиг Иванович бережно положил и этот листок в специальную коробку для экспертизы.
К этому времени прибыла и служебная собака. Ей дали понюхать Фимкины тапочки; собака повертелась, бросилась из дому, но, покрутившись в саду и у туалета, вернулась обратно в Фимкину комнату. Здесь она еще несколько раз понюхала половицы, чихнула и села, глядя на своего командира спокойно, с выражением исполненного долга. Ее попробовали подвести к окну, к решетке, но собака, обнюхав ее, небрежно отвернулась, как бы говоря: "Ничего интересного ложный путь".
Людвиг Иванович вздохнул и, отпустив милиционера с собакой, принялся за опрос соседей.
Глава 5
Показания Матильды Васильевны
Бабоныко сразу же заявила:
- Фимочка был на редкость редкий мальчик. Видимо, поэтому его и выкрали!
Матильда Васильевна смотрела на Людвига Ивановича с живейшим любопытством. На странные ее зеленовато-оранжевые кудерьки была наброшена черная кружевная, с бурыми нитками, косынка.
- Как же его, по-вашему, могли выкрасть?
- А в эту... - небрежно махнула Матильда Васильевна на зарешеченное окно.
Людвиг Иванович с недоверием покачал головой и задал следующий вопрос:
- Расскажите, пожалуйста, пока без собственных предположений, что вы знаете о событиях сегодняшнего утра. Вы понимаете, о каких событиях я говорю?
- Безусловно! Итак, сегодняшнее утро... Нынче утром я была в своем простеньком синем халате с шелковыми отворотами... К сожалению, я была непричесана, так сказать, извините меня за неприятные подробности, в... ну, скажем прямо, в... да, в бигуди.
- Матильда Васильевна, я бы...
- Да-да, я вас понимаю! Поверьте мне, я тоже привыкла следить за собой, но парикмахерская так далеко от нас, а в домашних условиях волосы на бигуди сохнут по пять-шесть часов!
- Минуточку, Матильда Васильевна, я бы хотел услышать о Фиме!
- Но я, по-моему, уже говорила, что это был необыкновенный молодой человек.
- Молодой человек?
- А разве он был стариком? - с вежливо-сдержанной иронией усмехнулась Бабоныко. - Необыкновенный молодой человек!
- Но Фима мальчик!
- А мальчик, по-вашему, не человек?
- Человек, но, я бы сказал, еще маленький!
- А вот в этом я с вами уже никак согласиться не могу. Он не был маленьким человеком - он был великим человеком!
- Великим? Был?
- Если я говорю "был", то потому, что не уверена, вернется ли он к нам. Да-да! Такими умами не разбрасывается ни наша, ни иностранная разведка!
- Да што вы ее слухаете?! - не выдержала за дверью бабушка Тихая, и Людвиг Иванович вынужден был предупредить, что показания свидетелей ни подслушивать, ни прерывать нельзя.
Вынужден он был и Матильду Васильевну попросить не отвлекаться, не пускаться в характеристики и предположения, а просто покороче рассказать, видела ли она утром Фиму и где именно.
- Да! Видела! Конечно, видела! "Вы будете, Фимочка, профессором", сказала я. А он мне: "Это не главное". Скажите, это слова обыкновенного мальчика или необыкновенного молодого человека?
- Бабунечка, это ж было три дня назад! - раздалось за дверью.
- А я разве говорю, что не три дня? Три дня назад, но я почти абсолютно уверена, что утром. Да, утром!
- Матильда Васильевна, нас интересует сегодняшний день! Видели вы сегодня Фиму? И покороче, пожалуйста!
- Да!
- Что - да?
- Вы же просили покороче, - тонко усмехнулась Матильда Васильевна.
- Итак, вы видели Фиму? Вы разговаривали с ним?
- Да, он всегда охотно разговаривает со мной.
- Сегодня?
- Что - сегодня?
- Сегодня вы разговаривали?
- Вы просите меня говорить короче, а сами все ужасно растягиваете. Я ведь, по-моему, вам говорила, что я была сегодня непричесана. Некоторые считают, что человек причесываются для того, чтобы нравиться. Но скажите, когда вы чистите зубы, вы делаете это для себя или для других?
- Матильда Васильевна, меня сейчас не интересует философия прически. Меня интересует, разговаривали вы сегодня с Фимой?
- Но я же как раз отвечаю на ваш вопрос. Сегодня я была непричесана, а непричесанный человек не должен выходить из своей комнаты, а может ли человек разговаривать, если он не вышел?
- Итак, вы не разговаривали с Фимой?
- Почему это я с ним не разговаривала? Мы никогда не ссорились, у нас были прекрасные отношения.
Людвиг Иванович встал и выпил воды. Он был немного раздражен, а следователь не должен раздражаться.
- Итак, сегодня утром вы Фиму видели, но не разговаривали с ним?
- Вот именно. Видела, но не вышла, не заговорила, потому что была непричесана, и, знаете, это единственный раз, когда я пожалела, что хорошо воспитана. Потому что, может быть, мне удалось бы его успокоить... - Бабоныко понизила голос и выразительно кивнула на дверь, за которой находилась Фимина мама.
- Вы его видели из окна?
- Да.
- И куда же он шел?
- Я слишком хорошо знала, куда он идет, чтобы продолжать смотреть.
- Ну, а как был одет Фима?
- На нем были феттры...
- Фетры?
- Ну, эти... короткие штанишки, блузой и открытые туфли... сандалии.
- Я понял: шорты, рубашка и сандалии... Скажите, Матильда Васильевна, а не было ли на Фиме чего-нибудь необычного... ну, такого, что нечасто надевают на себя мальчики?
Людвигу Ивановичу всего-то и надо было узнать, не было ли на Фиме, или хотя бы у него в руках, отцовского патронташа. Тетрадку можно было и за пазуху засунуть, но патронташ так легко не спрячешь. Однако по правилам следовательской работы Людвиг Иванович ни в коем случае не должен был спрашивать прямо: "А не было ли на Фиме патронташа?" - потому что у многих людей столь живое воображение, что стоит их так спросить, и они тут же представят мальчика с патронташем, а потом им покажется, что они именно с патронташем его и видели. И они скажут: "Да-да, на мальчике был патронташ. Такой коричневый". - "А может, желтый?" - спросит неопытный следователь. "А может, и желтый", - задумается свидетель, и тут же ему покажется, что в самом деле тот патронташ, которого он и не видел-то, а только очень живо вообразил, был желтый. "Действительно, желтый, - скажет он. - В самом деле, теперь я совершенно уверен".
Но Людвиг Иванович был опытный следователь и скорее проглотил бы собственный язык, чем стал бы задавать наводящие вопросы, тем более такому впечатлительному существу, как Матильда Васильевна. Поэтому он только и спросил, не было ли во внешности или в одежде Фимы чего-нибудь необычного.
- Он вообще был необычный мальчик - это было и в его внешности, - сказала Бабоныко.
- Ну, а не было ли на нем чего-нибудь воинственного?
- У Фимы? Воинственного? Он же не какой-нибудь хулиган! Нет-нет, у него не было ни камней, ни этой, как ее, шпаргалки... ну, из которой в птиц стреляют...
