Роланд Топор - Жилец
Глаз Симоны Шуле неподвижно уставился в пространство над собой, словно вглядываясь в какую-то точку на потолке. Трелковский с тревогой подумал: уж не умерла ли она, но в этот самый момент изо рта женщины вырвался протяжный стон - поначалу сдавленный, напряженный, а затем перешедший в невыносимый вопль.
Стелла шумно разрыдалась, чем поставила Трелковского в крайне неловкое положение. Он хотел уже было наклониться к ее уху и прошептать "Ш-шшш", поскольку был уверен, что теперь в их сторону смотрит едва ли не вся палата, единодушно считающая, что именно он повинен в ее слезах.
Он мельком глянул на ближайших соседей, чтобы проверить их реакцию. Слева от него на койке спал старик - от его дыхания одеяло на груди ритмично поднималось и опускалось. Губы его слабо шелестели, выталкивая наружу поток совершенно неразборчивых слов, и в такт движению груди вверх-вниз колыхалась нижняя челюсть, как если бы он сосал громадный леденец. Из угла его рта по щеке стекала кровянистого цвета слюна, терявшаяся где-то под белизной простыни. Лежащий справа толстый крестьяниналкоголик изумленно взирал на вино и закуски, которые извлекали из корзины столпившиеся вокруг его койки посетители.
Трелковский с удовлетворением обнаружил, что никто даже не посмотрел в их сторону. Через несколько минут к ним подошла медсестра, которая сказала, что им пора уходить.
- Скажите, есть хотя бы какой-то шанс на то, что ее удастся спасти? спросила Стелла. Она все еще продолжала плакать, хотя уже не так надрывно.
Сестра раздраженно глянула в ее сторону.
- А вы как думаете? - требовательным голосом произнесла женщина. - Если сможем спасти ее, мы ее спасем. Что еще вам хотелось бы знать?
- Но что вы сами об этом думаете? - спросила Стелла. - Это возможно?
Сестра раздраженно пожала плечами.
- Спросите доктора, хотя он скажет вам не больше моего. В подобных случаях... - ее голос приобрел оттенок особой важности, - ...ничего нельзя сказать наверняка. Хорошо уже то, что она вышла из комы!
Трелковский чувствовал себя отвратительно. Ему не удалось поговорить с Симоной Шуле, и тот факт, что бедная женщина одной ногой уже стояла в могиле, еще больше расстроил его. Он отнюдь не был эгоистом или, тем более, злым человеком и искренне согласился бы остаться в своем нынешнем нелегком положении, если бы это хоть как-то облегчило ее участь.
"Надо поговорить с этой Стеллой, - подумал он. - Возможно, она скажет мне что-то такое, чего я не знаю".
Но он не имел ни малейшего понятия, как завязать разговор, поскольку девушка по-прежнему продолжала плакать. В самом деле, трудно было затевать разговор о квар тире, не подготовив предварительно почву. С другой сторо ны, он серьезно опасался того, что, едва ступив за порог, девушка протянет ему руку и распрощается с ним еще до того, как он смекнет, что ему надо делать. И как бы в подтверждение того, что подобный исход оказался бы для него не таким уж плохим, он внезапно почувствовал жгучее желание помочиться, что сразу же избавило его от необходимости принимать ответственное решение. Он заставил себя идти медленно, несмотря на то, что больше всего на свете хотел бы сейчас со всех ног броситься на поиски ближайшего туалета.
Наконец он набрался смелости и решил познакомиться с девушкой традиционным способом.
- Не стоит вам так убиваться, - проговорил он как можно более спокойным тоном. - Если хотите, мы могли бы пойти и выпить чего-нибудь. Думаю, это пойдет вам на пользу.
Он тут же до крови прикусил губу, потому что нужда становилась просто чудовищной, непереносимой.
Девушка хотела было что-то ответить, но на нее неожиданно напала сильная икота, а потому она лишь грустно улыбнулась ему и закивала в знак согласия.
Трелковский обливался потом. Дикое желание молотом колотило в нижнюю часть живота, словно это был громадный кулак сидевшего внутри него боксера. Однако прежде им пришлось выйти из больницы, и он тут же заметил находившееся на противоположной стороне улицы большое кафе.
- Может, сюда зайдем? - спросил он с наигранным безразличием в голосе.
- Как вам будет угодно, - согласилась Стелла.
Он терпел, пока они нашли свободный столик, потом, когда у них принимали заказ, и лишь после этого пробормотал:
- Вы не возражаете, если я на минутку выйду? Мне очень надо позвонить.
Вернулся он уже совершенно другим человеком. Ему хотелось смеяться и петь, причем делать это одновременно, и лишь увидев все еще заплаканное лицо Стеллы, он наиустжл на себя выражение скорби.
Оба катали между ладонями принесенные официантом стаканы, но продолжали хранить молчание. Стелла постепенно успокаивалась; Трелковский же внимательно присматривался к девушке, выжидая психологически удобного момента, чтобы заговорить о квартире. Не удержавшись от повторного взгляда на ее грудь, он тут же поймал себя на мысли о том, что хотел бы переспать с ней. Под конец он все же собрался с силами.
- Наверное, я так никогда и не пойму самоубийц, - мрачно проговорил он. - У меня нет серьезных аргументов в споре с ними, и все же подобный шаг просто не укладывается в голове. А вы никогда не говорили на эту тему с ней?
Стелла сказала, что эти темы они с Симоной никогда не касались, что они давно знают друг друга и что ей не было известно о жизни подруги ничего такого, что могло бы толкнуть ее на столь отчаянный шаг. Трелковский предположил, что, возможно, причина кроется в несчастной любви, каком-то разочаровании, однако Стелла заверила его в том, что это не так. По ее словам, ничего такого уж серьезного в этом Смысле не было. С тех самых пор, как Симона приехала в Париж, - ее родители остались в Туре - она жила одна и изредка встречалась с друзьями. Разумеется, у нее было два-три увлечения, но это так, ничего серьезного, - как говорится, без последствий. Свободное время Симона в основном проводила за чтением исторических романов - сама она работала в книжном магазине.
В рассказе девушки Трелковский не узрел каких-либо препятствий, которые могли бы помешать ему в решении вопроса с арендой квартиры, причем он даже молча обругал себя, когда понял, что подобный исход его откровенно радует. Ему это показалось почти бесчеловечным. Словно в отместку себе, он снова подумал о женщине, попытавшейся совершить самоубийство.
- Может, ей и удастся выкарабкаться, - проговорил он, правда, без особой уверенности в голосе.
Стелла покачала головой.
- Не думаю. Вы заметили - она даже не узнала меня. До сих пор не могу прийти в себя от этого. Какой ужас! Нет, сегодня я уже не смогу работать. Весь день просижу дома и буду мучать себя мыслями о ней.
Трелковскому тоже не надо было в этот день идти на работу, потому что для поиска жилья он взял несколько дней отгула.
