Роланд Топор - Жилец
Ему надо было бы переговорить со своим приятелем Скопом, который работал в адвокатской конторе. Правда, сейчас его не было в городе - уехал куда-то по делам.
"Да, самое лучшее будет сходить в больницу и проведать эту женщину", подумал он.
Покончив с едой, он снова направился к дому, чтобы задать консьержке еще пару вопросов. С трудом сдерживая раздражение, та сообщила ему, что бывшую жиличку зовут мадемуазель Шуле.
- Бедная женщина! - проговорил Трелковский и записал имя на оборотной стороне конверта.
2. Бывшая жиличка
На следующий день в точно назначенный час для посещения больных Трелковский вошел в дверь больницы Сан-Антуан. Одет он был в свой единственный темный костюм, а в правой руке нес фунт апельсинов, завернутых в старую газету.
Он всегда с неприязнью относился к больницам; ему казалось, что здесь за каждым окном в любой момент может раздасться последний хриплый вздох умирающего и что стоит ему хотя бы на мгновение отвернуться, как из больницы сразу же начнут вывозить трупы. И врачей, и медсестер он считал подлинными чудовищами, живым воплощением бессердечия, хотя и восхищался их преданностью чурстну долга.
В окошке для справок ок поинтересовался, нельзя ли проведать мадемуазель Шуле. Молодая дежурная просмотрела свои записи.
- Вы член семьи? - спросила она.
Трелковский заколебался. Если он ответит отрицательно, не укажет ли она ему на дверь? Наконец он все же решился и произнес:
- Я ее друг.
- Палата 27, койка 18. Но сначала поговорите со старшей сестрой.
Он пробормотал слова благодарности и вошел в здание больницы. Палата 27 представляла собой громадное помещение, по размерам не уступавшее залу ожидания солидного вокзала. Во всю его длину выстроились четыре ряда коек.
Вокруг их белых прямоугольников кое-где кучковались небольшие группки людей, мрачное одеяние которых резко контрастировало с окружающей обстановкой. Это был час "пик" для посетителей. Непрекращающийся гул, походивший на рокот запертого в ракушке моря, давил ему на уши.
Неожиданно рядом с ним материализовалась женщина в белом, которая сразу же агрессивно выпятила нижнюю челюсть.
- Что вы здесь делаете? - требовательным тоном спросила она.
- Вы старшая сестра? - в свою очередь спросил Трелковский, а когда челюсть утвердительно дернулась, продолжил: - Моя фамилия Трелковский. Как хорошо, что я вас встретил, потому что в справочном окне мне порекомендовали сначала поговорить с вами. Я насчет мадемуазель Шуле.
- Койка 18?
- Да, мне именно так и сказали. Я могу ее видеть?
Старшая сестра нахмурилась, сунула в зубы карандаш, задумчиво покрутила его пальцами и лишь потом ответила:
- Ее нельзя беспокоить. Вплоть до вчерашнего дня она находилась в коме. Идите, только ведите себя очень тихо и не пытайтесь заговорить с ней.
Трелковскому не составило большого труда отыскать койку под номером 18. На ней лежала женщина с забинтованным лицом; ее левая нога была подвешена на сложной системе блоков, грузов и растяжек. Единственный видимый между бинтами глаз был открыт.
Трелковский и в самом деле очень тихо приблизился к постели. Он не мог точно сказать, заметила ли женщина его появление, поскольку глаз ни разу даже не моргнул, а остальная часть лица была покрыта бинтами, и потому было невозможно определить, какое у нее выражение. Он положил апельсины на прикроватную тумбочку и опустился на маленький табурет.
Женщина оказалась старше, чем он себе ее представлял.
Дышала она с большим трудом, а широко раскрытый рот чем-то напоминал черный колодец посередине белого поля.
С неожиданным замешательством он заметил, что один из ее верхних резцов отсутствует.
- Вы ее друг?
Он едва было не подпрыгнул от неожиданности, поскольку совершенно не заметил приблизившегося к кровати второго посетителя. И без того влажный лоб Трелковского покрылся бисеринами пота, и он почувствовал себя преступником, которого вот-вот разоблачит свидетель, о существовании которого он совершенно забыл. В мозгу его разом промелькнули десятки самых безумных объяснений и оправданий, но другой посетитель - им оказалась молоденькая девушка - заговорил снова:
- Скажите, ради Бога, что произошло? Вы знаете, почему она пошла на такой шаг? Я поначалу даже не поверила, когда узнала. Ведь я буквально накануне вечером видела ее, и она была в прекрасном настроении! Что же с ней произошло?
Трелковский облегченно вздохнул. Девушка, очевидно, приняла его за одного из членов довольно обширного круга друзей мадемуазель Шуле. При этом она, в сущности, даже ни о чем его не спрашивала, а скорее обозначала свое собственное отношение к случившемуся. Он присмотрелся к ней повнимательнее.
На нее было приятно смотреть, и хотя внешне она едва ли могла быть отнесена к миловидным девушкам, было в ней что-то возбуждающее. Она явно принадлежала к тому типу женщин, которых Трелковский любил вызывать в своем воображении в самые интимные минуты жизни. Что же касалось ее тела, то оно также вполне удовлетворяло его, поскольку отличалось приятной округлостью и в то же время было лишено излишней полноты.
На девушке был надет зеленый свитер, отчетливо подчеркивавший линии ее груди, а благодаря мягкому бюстгальтеру он смог даже разглядеть чуть выступающие соски.
Ее темно-синяя юбка задралась намного выше колен, хотя было заметно, что это скорее небрежность, нежели результат тонкого расчета. Тем не менее над эластичной лентой чулок проглядывал весьма значительный участок обнаженного тела. Эта молочно-белая, чуть затененная часть бедра, казавшаяся поразительно светящейся по контрасту с тем местом, где она переходила в еще более темную зону, почему-то буквально заворожила Трелковского, и ему стоило немалого труда отвести взгляд от бедра девушки и снова взглянуть в ее лицо, на котором застыло совершенно банальное выражение. У нее были каштановые волосы, почти такие же карие глаза и большой рот, небрежно подкрашенный помадой.
- По правде говоря, - произнес он, чуть откашлявшись, - я в общем-то не ее друг. Более того, я ее практически не знаю.
Некоторая робость не позволила ему признать, что он вообще ее раньше не знал.
- Но поверьте, мне искренне жаль, и я сильно расстроен из-за всего случившегося.
Девушка улыбнулась ему:
- Да, это ужасно.
Она снова повернулась к распростершейся на койке фигуре, которая, казалось, по-прежнему находилась в бессознательном состоянии, несмотря на широко распахнутый глаз.
- Симона, Симона, - пробормотала девушка, - ты узнаешь меня? Скажи... Это я, Стелла. Твоя подруга Стелла. Неужели ты меня не узнаешь?
