Джек Вэнс - Вист: Аластор 1716
— Действительно, — Джантифф поднялся на ноги. Скорлетта задумчиво следила за ним:
— Ты куда?
— Домой. Нужно поговорить с Кедидой.
— Поторопись, мы уже уходим. Я буду ждать внизу. И не забудь камеру.
С упрямой решительностью Джантифф направился к себе в квартиру. Койка Кедиды все еще была задернута шторой. «Если она не поспешит, то пропустит завтрак, — подумал Джантифф. — А она и вчера ничего не ела».
— Пора вставать! — позвал он. — Кедида! Ты спишь?
Ответа не было. Джантифф подошел, отодвинул штору. Постель Кедиды пустовала.
Джантифф в замешательстве глядел на аккуратно сложенное одеяло. Они разошлись в коридоре? Может быть, Кедида принимает душ? Зачем же было прятать прибранную постель? Джантифф вздрогнул, пораженный ужасным подозрением. Он распахнул дверь стенного шкафа — самого нового платья и сандалий Кедиды не было. Он покопался в ящике, где Кедида держала талоны. Пачка талонов исчезла.
Джантифф бросился вон из квартиры, спустился в лифте и, не обращая внимания на пронзительные возгласы Скорлетты, выбежал из общежития. Очутившись на магистрали, он стал поспешно пробираться через толпу, игнорируя яростные проклятия, озираясь по сторонам, присматриваясь к шеренгам голов — не мелькнет ли где-нибудь знакомый золотистый локон?
Добравшись до Дисджерферакта, он пустился со всех ног к павильонам забвения — обгоняя одних, едва уклоняясь от столкновения с другими — и, уплатив талон за вход, прошел на огороженную территорию Парка смерти.
На Трибуне прощания, взывая к немногочисленным слушателям, рыжеволосый самоубийца самозабвенно декламировал оду. Кедиды поблизости не было; в любом случае, она не стала бы произносить речи. Ладья ароматов? Джантифф заглянул в увитый цветами дворик у пристани. Шестеро незнакомцев молча ждали своей участи. Джантифф подбежал к Дворцу нирваны и принялся лихорадочно сновать по сводчатой галерее, окружавшей полупрозрачные стены, переливавшиеся золотисто-радужными бликами. Прикладывая ладони к стеклам, вглядываясь внутрь, он то и дело узнавал мимолетные отражения: вот порхнуло, рассыпаясь остроконечными осколками, яркое платье, вот ниоткуда появилась рука, ищущая проход в хрустальном лабиринте, и — вдруг, на мгновение — знакомый обворожительный профиль! Джантифф бешено колотил по стеклу:
— Кедида!
Призмы сместились, повернулись — лицо, обернувшееся было к Джантиффу, пропало в темно-золотом блеске.
Джантифф стучал, вглядывался, звал — тщетно.
— Ее уже нет, — прозвучал раздраженный голос. — Пойдем, тебя все ждут.
Обернувшись, Джантифф увидел Скорлетту.
— Не могу понять, — бормотал он. — Показалось, что это она...
— Хочешь знать наверняка? Проще простого, — буркнула Скорлетта. — Пошли к билетеру.
Подхватив Джантиффа под локоть, она заставила его подойти к турникету и, нагнувшись к окошку будки, спросила:
— Сегодня утром кто-нибудь из Розовой ночлежки был? Унцибал 17–882.
Билетер провел пальцем по списку:
— Освободилось место в квартире Д-6 на девятнадцатом этаже.
Скорлетта повернулась к Джантиффу:
— Она здесь была. Ее больше нет.
— Бедная Кедида!
— Да, все это печально, но у нас нет времени распускать нюни. Ты камеру не забыл?
— Оставил в квартире.
— А, чтоб она провалилась! Почему ты никогда не можешь подумать о других? Из-за тебя все уже скачут, как на иголках!
Джантифф молча последовал за Скорлеттой. Неподалеку ждал Эстебан.
— Кедида прошла через призмы, — сообщила Скорлетта.
— Жаль, — покачал головой Эстебан, — весьма прискорбно. Она всегда была такая веселая. Но пора двигаться, время не ждет. Куда делась Танзель?
— Я ее в общаге оставила. Нам все равно возвращаться за камерой Джантиффа.
— Что ж, встретимся у перекрестка магистрали с потоком Тамба, на северной площадке.
— Прекрасно. Дай нам двадцать минут. Джантифф, пошли!
Когда они вернулись в Розовую ночлежку, Джантифф чувствовал непривычное приятное опьянение, даже легкое головокружение. «Вот еще! — с удивлением думал он. — Чему это я обрадовался? Кедида, драгоценная Кедида — опозорилась и погибла... Это потому, что она так и не стала моей. Она не могла мне принадлежать, а теперь я свободен. Теперь я поеду на пикник, опознаю четвертого заговорщика, а потом... Потом я навсегда покину Аррабус, без оглядки... Интересно, что это Скорлетта с ума сходит по моей камере? Странно. В высшей степени подозрительно. Тут что-то не так».
В вестибюле общежития Скорлетта сухо приказала:
— Сбегай за камерой. Я найду Танзель, встретимся здесь.
Джантифф оскорбленно заложил руки за спину:
— Скорлетта, будьте добры, поймите наконец, что никто вам не давал никакого права мной распоряжаться!
— Да-да. Не теряй времени, нас давно ждут.
Поднявшись в лифте на девятнадцатый этаж, Джантифф зашел в квартиру, открыл сейф — защищенный замком металлический ящик в стене — и вынул фотографическую камеру. Подбрасывая ее на ладони, несколько секунд он размышлял, после чего открыл камеру, вынул кристалл памяти и положил его в сейф, а в камеру вставил запасной кристалл из сейфа.
В вестибюле его ждали Скорлетта и Танзель. Взгляд Скорлетты тут же сосредоточился на камере. Она по-военному кивнула:
— Порядок. Можно идти, наконец.
— Скорей, скорей! — чтобы у взрослых не осталось ни малейшего сомнения в необходимости торопиться, Танзель выбежала на улицу, повернулась, подпрыгнула, побежала обратно. — Флиббит улетит без нас!
Скорлетта мрачно рассмеялась:
— Ну уж нет, без нас Эстебан никуда не денется. Без нас ничего у него из этого пикника не выйдет!
— Все равно пошли скорей!
Унцибальская магистраль струилась на восток, Танзель восторженно трепала языком:
— Смотрите, вокруг миллионы, миллионы людей, а на пикник едем только мы одни! Здорово, правда?
— Так говорить немножко неэгалистично, — упрекнула ее Скорлетта. — Правильнее было бы выразиться: сегодня наша очередь ехать на пикник.
Танзель скорчила капризную, легкомысленную гримасу:
— Как ни выражайся, едем-то мы, а не кто-нибудь другой!
Скорлетта не сочла нужным отвечать. Джантифф наблюдал за проказами Танзели отстраненно, будто издали. Чем-то она напоминала Кедиду — несмотря на то, что волосы у нее были черные, коротко подстриженные, кудрявые. Кедида тоже вечно болтала глупости и бесхитростно веселилась... На глаза невольно навернулись слезы — Джантифф смотрел в небо, где веером распустились в блаженном свете Двона вереницы перистых облаков. Где-то там, в сиянии вечного утра, витал бестелесный дух Кедиды — таково, по меньшей мере, было учение правоверных квинкункциев, к каковым формально относились родители Джантиффа. Если бы он мог в это верить, как было бы замечательно! Джантифф старался различить в облаках хотя бы намек на знамение, но видел только торжествующие перламутровые переливы — гордость Виста.
