Джек Вэнс - Вист: Аластор 1716
— А вот и нет! Это потому, что я — Кедида, других таких нет! И потому что завтра мы победим! И нет в этом никакого элитизма, можешь говорить все, что хочешь.
Джантифф печально усмехнулся:
— Не пойму я вас, аррабинов.
— Это тебя никогда не поймешь! Ты не разбираешься в самых простых вещах. Вместо того, чтобы радоваться жизни, возишься день-деньской с идиотскими кистями и красками! Кстати: когда ты собираешься рисовать наш групповой портрет? Ты обещал.
— Не знаю. Не уверен, что вообще...
— Сегодня не получится, мы тренируемся. Завтра тоже, завтра игра. Послезавтра будем отдыхать после празднования победы. Так что с мазней придется подождать, не велика беда.
Джантифф вздохнул:
— Вот и хорошо, забудем об этом.
— Ага, забыть-то мы забудем, но ты мог бы сделать для нас что-нибудь получше — например, большой плакат на стену: «Слава «Эфталотам», чемпионам Аррабуса!» С обнаженными титанами, золотыми молниями и ярко-зелеными падающими звездами. Ну пожалуйста, Джанти! Нас что-нибудь в этом роде изрядно позабавит.
— Послушай, Кедида...
— Ты не хочешь мне подарить даже такую безделицу?
— Тогда принеси краски и бумагу. Я отказываюсь тратить пигменты на всякую чушь.
Кедида пискливо мяукнула, выражая предельное отвращение:
— Джантифф, это уже просто неприлично! Ты торгуешься, как лавочник, из-за каждой мелочи!
— Пигменты мне присылают заказной почтой с Зака.
— Ну и проваливай к себе на Зак, что ты ко мне пристал?
Джантифф счел недостойным для себя что-либо отвечать и вышел из квартиры.
В вестибюле на первом этаже его окликнула Скорлетта, излучавшая неубедительное дружелюбие:
— А, Джантифф! У тебя, небось, слюнки текут? К пикнику все готово.
Последовал лукавый взгляд искоса:
— Ты, конечно, не упустишь такой случай?
Джантиффу ее манера очень не понравилась:
— Разумеется, нет. Я заплатил за билет. Почему бы я стал выбрасывать деньги на ветер?
— Вот и хорошо. Отправимся послезавтра, рано утром.
Джантифф прикинул в уме:
— Послезавтра? Ничего не может быть лучше. Сколько нас будет?
— Ровно дюжина. Больше в аэромобиль не поместится.
— Мы полетим? Каким образом Эстебану удалось раздобыть воздушный транспорт?
— А, ты не знаешь Эстебана! Он умеет провернуть любое дело и выйти сухим из воды.
— Не сомневаюсь, — холодно отозвался Джантифф.
Скорлетта снова развеселилась — и снова от нее повеяло неподдельным притворством:
— Еще одна важная мелочь — не забудь взять с собой камеру. Цыгане выкидывают неподражаемые номера! Забудешь камеру — пожалеешь!
— Не хочу брать с собой ничего лишнего.
— Ты никогда себе не простишь, если упустишь такую возможность! Кроме того, Танзель хотела бы получить пару фотографий на память. Ты же ей не откажешь?
— Ладно, возьму камеру.
— Договорились! Встретимся в вестибюле, сразу после завтрака.
Скорлетта бодро направилась к лифту. Джантифф проводил ее взглядом: Скорлетта, придававшая огромное значение столь редкому в ее жизни событию, очевидно сама хотела обзавестись сувенирами и решила снова воспользоваться его услужливостью. Что ж, на этот раз ее ожидания могут не оправдаться.
Джантифф вышел из общежития и присел на скамью под навесом, в стороне от входа. Вскоре из-под арки появилась Кедида. Оказавшись на солнце, она зажмурилась и сладко потянулась, после чего поспешила, почти вприпрыжку, к вечно многолюдной магистрали. Когда ее фигура исчезла в неподвижно несущейся толпе, Джантифф поднялся на ноги и вернулся в квартиру. Как всегда, Кедида оставила после себя невероятный беспорядок. Джантифф немного прибрал в комнатах и задумчиво прилег на койку. Сомнений не оставалось: пора было уезжать из Унцибала... Поведение Скорлетты, особенно в том, что касалось камеры, показалось ему исключительно подозрительным. Никогда раньше она не проявляла интереса к фотографированию... Джантифф задремал, но через некоторое время его разбудили пронзительные голоса: вернулась Кедида, и с ней в квартиру гурьбой ввалились самодовольные «Эфталоты», обмениваясь скабрезными шутками, хвастливо поддразнивая друг друга, наперебой обсуждая тактику завтрашней игры. Джантифф повернулся на бок и попытался закрыть уши подушкой. В конце концов он встал, прошлепал к лифту и поднялся в сад на крыше, где и просидел до тех пор, пока не позвонили к ужину.
Кедида, вся раскрасневшаяся от возбуждения, тоже заглянула в столовку. Джантифф старался не смотреть на нее. Едва притронувшись к еде, она упорхнула. Вернувшись домой, Джантифф застал ее уже в постели, утомленно спящую — она даже не задернула штору между койками. Какой невинной и чистой она выглядела во сне! С досадой отвернувшись, Джантифф разделся и лег в постель: завтра беспардонным «Эфталотам» и их самонадеянной шерли предстояло иметь дело с серьезными противниками.
Вечером следующего дня Джантифф возвращался в Розовую ночлежку. Днем было жарко, и даже теперь еще воздух казался тяжелым. Небо над городом затянули темные тучи — только на западе блестела, как рыбья чешуя, полоска заката. Джантифф невольно поморщился: неужели у него настолько разыгралось воображение? Или ветер действительно доносил тошнотворно-сладковатый запах тления? Подернув плечами, Джантифф подавил зарождавшуюся мысль: способность мозга находить самые причудливые аналогии в вечном поиске закономерностей порой вызывала отвращение. Сурово приказав себе держать себя в руках, он вошел в общежитие и поднялся на лифте. У входной двери квартиры он задержался и замер в странной позе — опустив голову, с рукой, наполовину поднявшейся к кнопочной пластинке замка. Очнувшись, Джантифф открыл дверь, зашел в пустую квартиру. Сегодня лампы горели тускло, гостиная казалась темноватой, душной, глухой. Джантифф задвинул за собой входную дверь, подошел к столу, опустился на стул.
Прошел час. В коридоре послышались тихие шаги. Дверь отодвинулась — зашла Кедида. Джантифф молча наблюдал за ней. Она тоже приблизилась к столу и опустилась на стул — неловко, с усилием, как страдающая ревматизмом старуха. Джантифф бесстрастно изучал ее лицо: бледные скулы чуть просвечивали сквозь посеревшую кожу, уголки рта опустились.
Глядя на Джантиффа столь же бесстрастно, Кедида тихо сказала:
— Мы проиграли.
— Я знаю, я там был, — кивнул Джантифф.
Губы Кедиды чуть покривились. Она спросила, так же тихо:
— Ты видел, что они со мной сделали?
— Да, с начала до конца.
Кедида улыбнулась непонятной кривой улыбочкой и ничего не сказала.
Джантифф произнес без выражения:
