Георгий Попов - За тридевять планет
Нечто сходное наблюдается и на этой планете. Блондинки здесь явно преобладают. Блондинки, блондинки, блондинки... Куда ни глянешь - одни блондинки. Прямо голова кружится.
- Жениться надо, Эдя! - сказала самая старшая.
- С чего это вы взяли? - спрашиваю. Меня заинтересовало, по каким признакам здесь определяют, когда человеку приходит время жениться.
- Видите, как вас любят дети!
- А-а! - сказал я несколько разочарованно.
Я пригляделся к бледным личикам, окруженным нимбами белокурых волос, сравнил этих девушек с Фросей и... вздохнул. "Простите, но ничего не поделаешь, мое сердце отныне и навеки принадлежит другой",- мысленно сказал я, обращаясь ко всем сразу и к каждой в отдельности. Они поняли меня (возможно, сработали биотоки) и вдруг потупились, а потом и разбрелись к своим подопечным, На какое-то время голоса смолкли, и я отчетливо различил пчелиное жужжанье и комариные писки.
Немного спустя я увидел и самих пчел и стал следить за ними. Должен заметить, что здешние пчелы сильно отличаются от наших, земных. Во-первых, они крупнее раза в два и гораздо неповоротливее. А во-вторых, они не жалят.
Читатель, возможно, скептически усмехнется. "Как же, нашел дурака, так я тебе и поверю!" Но я готов биться об заклад, что не жалят. Сегодня утром, когда мы с мальцами-огольцами возвращались с озера, я уже видел таких пчел. Они спокойно залезали в огромные цветки, росшие по обочинам, долго возились там, собирая нектар, и с жужжаньем подавались на пасеку.
Одна или две пчелы сели Гоше на руку выше локтя.
- Пчела! Укусит! - предупредил я.
И что же? Мальцы-огольцы только посмеялись надо мною.
- Да вы что, дядя Эдуард? Пчелы же не кусаются.
- Не кусаются, так жалят, какая разница!
- И не жалят! Зачем жалить?
- Как не жалят? - Я не знал, что подумать.
- Да вот так, не жалят! - Гоша посмотрел на меня с видом победителя.
- Что же они тогда делают?
- А ничего не делают. Что им делать? Мед собирают, вот и все.- И с этими словами Гоша осторожно, двумя пальцами, снял пчелу с руки и поднес к губам.
- Может, у вас здесь и комары не кусаются? - спросл я, увидев, как матерый кровопиец устроился на шее у Федьки.
- Нет, с комарами сложнее,- солидно заговорил Сашка.- Комары не трогают лишь детей и подростков до шестнадцатилетнего возраста. А перевалит за шестнадцать, гляди в оба.
Вот тебе раз, подумал я.
Незадолго до полета в космос мне попалась книжка некоего французского студента Песселя (или Кесселя, не помню точно) "Затерянный мир Кинтано-Роо". Автор рассказывает о путешествии в Мексику. И не вообще в Мексику, а в какой-то уж совсем глухой и дикий уголок Мексики, где живут индейцы племени майя.
Так этому Песселю или Кесселю [ Нам удалось установить, что французского студента (впрочем, сейчас он, должно быть, уже не студент) зовут Мишелем Песселем. Данные, которые поразили Эдика Свистуна, приводятся на 143-144 страницах указанной книги. ] бросились в глаза поразительные вещи. Например, пчелы там не кусаются. В одном месте он так и пишет: "Я с удивлением узнал, что у пчел майя нет жала!" Еще поразительнее с комарами. Оказывается, по каким-то еще неизвестным науке причинам комары не трогают грудных младенцев. Но только грудных, заметьте.
Признаться, тогда я не поверил, вернее, не то чтобы совсем не поверил, а взял под сомнение. А теперь вспомнил, посравнил с этой планетой и не знал, что подумать. Природа ставит перед наукой тысячи загадок, одна сложнее другой. Чем объяснить, думал я, что комары племени майя щадят лишь грудных младенцев, тогда как здешние - детей и подростков до шестнадцатилетнего возраста? А может, где-нибудь на третьей, пятой или десятой планете (цивилизованной, разумеется) есть комары, которые вообще ладят с людьми?
С пчелами дело обстоит несколько иначе. Пессель или Кессель прямо говорит, что у пчел майя нет жала!
(Восклицательный знак принадлежит автору открытия.) У здешних же пчел жало есть, сам видел, а людей они не жалят! (Этот восклицательный знак принадлежит уже мне.) Почему? По какой, так сказать, причине? Я ломал, ломал голову и наконец пришел к мысли, что здешние пчелы, возможно, обладают интеллектом и в конце концов поняли, что с людьми лучше не связываться.
Впрочем, на этой планете встречаются загадки и похлеще. Хотя времени у меня было в обрез, я все же поинтересовался кое-какой здешней научной литературой. Сведения, которые я почерпнул из этой литературы, буквально потрясли меня. Угри здесь могут жить без пищи до пятисот суток. Это доказали, разумеется, не сами угри - они на это никогда бы не решились,а ученые отдела зоологии Академии наук Белоруссии, но какая разница. А в Австралии (в здешней Австралии, разумеется) крокодилы живут в мире с людьми.
Местные жители (их зовут австралийцами) спокойно купаются среди крокодилов и даже залезают к ним на спину.
Однако хватит о загадках. Нам пора вернуться во двор детского сада, где беспечная малышня продолжает бегать, прыгать, словом, выделывать всякие штуки.
- Кстати, вы Ивана Павлыча не видали? - спросил я, не обращаясь ни к кому в отдельности.
- Да только что был дома,- ответила старшая, что советовала жениться. После я узнал, что она имела в виду не кого-нибудь, а именно Фросю, которая, по общему здешнему мнению, засиделась в девках.
- Вот и отлично! Он мне, знаете, до зарезу нужен,- сказал я, направляясь к воротам.
- А вы прямо, вот по этой дорожке,- заметила старшая, показывая на дорожку, что вела в соседний двор.
"Прямо так прямо",- подумал я и пошел прямо.
Дорожка упиралась в стену желтой акации, которая, должно быть, служила живой оградой. Я без особого труда преодолел это препятствие и сразу очутился во дворе, заросшем травой-муравой. Между прочим, дом и двор ничем не отличались от дома и двора тетки Сони... Лишь на крыше торчал флюгер, показывая направление ветра. Потом мне сказали, что этот флюгер является единственной приметой, по которой узнают, где живет председатель.
Глава восьмая
"Делу - время, потехе - час", - говорили еще при царе Алексее Михайловиче И тут мною овладел страх. Подойдя к крыльцу, я остановился и вдруг почувствовал, что колени дрожат.
"Ну, Эдя... Полно... Нельзя же так!" - подбодрил я себя и поставил ногу на среднюю ступеньку. Однако колени продолжали дрожать - чувство противное, доложу я вам,- и мне ничего не оставалось, как снять ногу обратно.
Я постоял, переминаясь, мысленно убеждая себя, что ничего страшного нет, в конце концов до корабля недалеко, как-нибудь доберусь и - будьте здоровы,потом опять поставил ногу на среднюю ступеньку и перешагнул через порог.
- Кто там? Входите! - послышался голос Ивана Павлыча.
И этот голос точно подстегнул меня. "А, будь что будет!" - подумал я, направляясь в прихожую, а из прихожей - в горницу, где сидела вся честная компания. И хотя батя Петр Свистун, учитель истории Андрей Фридрихович и председатель Иван Павлыч ждали меня (ожидание было написано на их лицах), мой приход застал их врасплох. Они, все трое, как бы впали в шоковое состояние. Дышать и то, кажется, перестали.
