Борис Фрадкин - Пленники пылающей бездны
- Потом, Андрюша, потом. Ты вот пей сначала.
Андрей, хрипя и задыхаясь, торопливо слизывал с губ капли влаги, которые падали из сложенной лодочкой ладони Николая Николаевича.
- Когда уж потом... - заговорил он снова. - Крышка мне, Николай Николаевич.
- Не чуди!
- Да вы не думайте, я не боюсь. Мне за Вадима обидно... Я вот боялся, что не успею... - новый приступ кашля опрокинул его на груду одеял и матрацев.
Кусочки льда растаяли, Дектярев отправился за новой порцией. Скорюпина он нашел спящим прямо на полу около синтезатора. Едва утолив жажду, Павел не нашел в себе сил добраться до кабины отдыха.
Андрей поминутно терял сознание. Приходя в себя, говорил короткими торопливыми фразами:
- Я бы быстрее... справился. Глаза прихватило. По дороге понял, что нужно... делать. Как открытие... получилось. Руки не слушались.
В груди у механика булькало, он скрипел зубами от боли. Его обваренное тело оставалось неподвижным, почти мертвым.
- Вы... один, Николай Николаевич?
- Один, Андрюша. Павел спит как убитый. Даже напиться досыта не успел. Позвать его?
- Нет, нет, не нужно! Я вам одному... Хотел бросить подземоходы. С вами побыл... с Валентином Макаровичем. Я бы теперь... на всю жизнь... механиком.
Оправившись от нового затяжного приступа кашля, он помолчал, собираясь с силами.
- В кармане... достаньте... - попросил Андрей.
Дектярев одеревеневшими пальцами расстегнул карман его комбинезона. В руке его оказалась фотография девушки. Он не сразу признал в ней жену Суркова. Девушка была совсем юной, лет семнадцати, в скромно.м сереньком платьице.
- Что с нею делать, Андрюша?
- Вы не подумайте... плохого... Николай Николаевич. Фотографию... я... на заводе... случайно... Вы отдайте... ей. А Вадим... Вы не рассказывайте... о... Вадиме. Работайте! Рабо... тайте! Теперь... до самой поверхности. А если...
Андрей умер, не закончив фразы. Николай Николаевич остался сидеть в низком помещении агрегатной, обхватив колени руками. Ему было в такой позе гораздо неудобнее, чем в колодце, но он ничего не замечал теперь. Он забыл о мучавшей его жажде, перестал чувствовать нестерпимую ломоту во всем теле. Лицо его окаменело в Суровом, почти хищном выражении. В сердце Николая Николаевича погасли последние искры страха. Смерть механика ожесточила его. Что его теперь сможет остановить, ослабить волю?
Так начались семидесятые сутки пути.
21
Их осталось двое, и подземоход показался им огромным и пустым. Четыре кабины, как этажи покинутого жильцами здания, давили своим безмолвием.
Дектярев и Скорюпин не расставались ни на минуту. Они вместе поднимались к передатчику, вместе спускались к рабочему пульту.
Глубина - четыре тысячи километров. Позади граница четвертой геосферы. Подземоход вторгся в ядро земли. Медленно снижается температура за стенами корабля. Термоизмерители показывают две тысячи семьсот два градуса. Зато стремительно возрастает интенсивность излучения Биронта. Приборы сигнализируют о продолжающемся переохлаждении вещества.
Но в кабинах все остается таким же, как и в первые часы рейса. Спокойно светятся созвездия разноцветных сигнальных лампочек. В четыре ряда горят матовые окошечки приборов. Самописцы вычерчивают на лентах замысловатые кривые - зашифрованные сведения обо всем, что происходит вокруг подземохода.
И Дектярев сидит в привычной позе, слегка ссутулившись и поставив на панель локти. Пальцы его рассеянно вертят электроперо, на обмороженном лбу собрались мелкие складочки. Он размышляет.
Напротив устроился Скорюпин. Юноша облизывает потрескавшиеся губы, прислушивается к бормотанию ученого и, поглядывая на него, не может удержаться от улыбки. С лысины Николая Николаевича лоскутьями слезает кожа, уши распухли и стали огромными, а нос похож на большую спелую сливу.
Николай Николаевич пытается понять причину недавнего наклона подземохода. Нет сомнения, что корабль встряхнуло именно в момент перехода из четвертой геосферы в ядро.
Но почему?
Течение?
Дектярев недоверчиво качает головой. Приборы достаточно чувствительны, чтобы отметить самые незначительные перемещения вещества. Да к тому же если бы вопреки здравому смыслу течение все-таки существовало, корабль качнуло бы еще раз при выходе из него. Однако вторично крена не последовало.
Может быть, "ПВ-313" еще и не вышел из течения? Если так, то остается только ждать.
Уже девятнадцать суток ведет ученый наблюдения за веществом ядра. Электронная счетно-решающая установка не выключается по десять-двенадцать часов. Павел по мере своих сил и способностей помогает Дектяреву. Он работает не очень быстро, но все указания ученого выполняет с удивительной точностью. Одна беда - устает быстро. До чего же вымотал силы этот проклятый колодец. Случается, Павел засыпает во время наблюдений. Николай Николаевич не сердится.
- Спи, спи! - машет он рукой на Павла. - Я пока один справлюсь.
Павел бросается на матрац, постеленный тут же у пульта. Вода, концентраты тоже принесены в кабину, чтобы не тратить силы и время на путь в шесть с половиной метров. А сил маловато. Поднимешься из одной кабины в другую и сразу садишься на пол - занимается дыхание, дрожат от слабости колени.
Сам Дектярев почти не встает из кресла. Он работает с холодной настойчивостью, не щадя себя, работает без излишней торопливости, без признаков нервозности. За своей спиной геолог постоянно ощущает незримое присутствие Биронта и Чуракова. Вместе с ним они всматриваются в приборы, вместе с ним размышляют над результатами расчетов.
Павлу становится не по себе, когда, забывшись, Николай Николаевич разговаривает с Валентином Макаровичем и с Андреем, словно те, живые и зримые, находятся у пульта.
Ученый не помнил, чтобы он еще когда-нибудь в своей жизни трудился с таким подъемом. Он весь ушел в исследования. И во время сна и во время приема пищи голова продолжала работать. Не смущала больше возможность появления новых опасностей, а что они появятся, сомнений не было. Он вырвет у природы ее самые сокровенные тайны и сделает их достоянием человечества.
Многое удалось бы значительно быстрее, будь рядом Валентин Макарович. Часто в своих исследованиях геолог двигался на ощупь, полагаясь лишь на смутные догадки, - все-таки он не был специалистом в атомной механике, а все происходящее сейчас в ядре можно объяснить, только опираясь на сложный математический аппарат теории переохлаждения.
Капля по капле накапливалось подтверждение того, о чем очень несмело догадывался Дектярев еще до рейса "ПВ-313": подземоход оказался в своеобразном течении, но в таком течении, которое захватывает все ядро. Короче говоря, ядро вращается с иной скоростью, нежели вся остальная масса земного шара.
