Михаил Грешнов - Продавец снов (с иллюстрациями)
— Нет, Ив, — говорила мадам Флоранс. — Это не розыгрыш. Я верю господину Риффо. Иначе зачем бы ему нас беспокоить? Жюли-и!
Вбежала служанка.
— Протрите этот фужер, Жюли.
И опять к мужу, как только служанка вышла:
— Такими словами на ветер не бросаются… Икра, бургундское, ветчина. У тебя слишком жирные ломтики. Жюли-и!
На пороге опять служанка.
— Вы невнимательны, Жюли. Господину предписана постная ветчина. Смените.
Тарелка исчезла со стола.
— Не слишком будет солнце в глаза? Приспусти штору, Ив. Так, хорошо… Господи, неужели он сможет помочь? Детка моя, крошка моя, Клотильда…
Звонок прерывает словоизлияния госпожи.
— Жюли-и!..
Супруги бесшумно, почти на цыпочках проходят в гостиную.
Господин, который вошел вслед за служанкой, был костляв, небрежен в манерах, с желтыми беспокойными глазками.
— Мадам… — поцеловал руку хозяйке дома.
— Месье… — стиснул пальцы хозяину.
Пожатие, как показалось Иву Флорансу, неопрятной руки, поцелуй, неожиданный от незнакомого человека, шокировали супругов. Но чего не допустишь ради крошки Клотильды!
Разговор начался в кабинете хозяина.
— Ваши обещания… — кивнул Флоранс на открытое письмо, лежавшее на столе.
— Вполне реальны, — подхватил господин Риффо. — Вы имеете дочь, — продолжал он, — дочь ваша дефективна. — Мадам Флоранс слегка отшатнулась, но гость не заметил. — Вы желаете видеть свою дочь здоровой, целеустремленной, умной. Скажем, поэтессой или художницей. Я вам помогу в этом. Больше: гарантирую, что она будет тем, кем я обещаю.
— Господин Риффо… — Хозяин придвинул гостю сигары. — Мы не пожалеем никаких средств.
— Разумеется… — вставила мадам Флоранс.
— Но все-таки назовите сумму.
— Полмиллиона франков… — сказал Риффо.
— Господи!.. — воскликнула госпожа Флоранс.
— Речь идет о вашей дочери, мадам, — обернулся к ней гость. — Или она останется…
— Нет, нет, что вы! — соглашается госпожа Флоранс.
— Месье Риффо, — задает вопрос хозяин дома, — где гарантии?..
— Научные достижения нашего века, — отвечает профессор. Человеческий мозг…
— Господин Риффо! — Мадам Флоранс не терпит сухих рассуждений. — Вы сказали, что сделаете ее поэтессой!
— Как будет угодно, мадам!
После этого они завтракают.
— Естественно, — говорит Риффо, — сделка должна оставаться в тайне. Я вам оказываю благодеяние.
— Когда вы начнете? — спрашивает мадам Флоранс.
— Скоро. Операцию произведу во время сна вашей дочери. Где она?
Супруги Флоранс смущаются. Лет шесть уже Клотильда совсем не дает отчета в своих действиях и поступках.
— Ничего, — замечает гость. — Когда-нибудь же она бывает дома?
Чек был подписан. Аккуратно положен господином Риффо в бумажник.
— Позвоните мне по номеру… — Номер телефона тщательно записан господином Флорансом.
— Только не сделайте девочке больно, — просит мадам Флоранс.
— Конечно, нет! — обещает Риффо. Кажется, теперь лицо его не выглядит столь костлявым и глаза — нормальные глаза у господина Риффо!
Пора было подниматься из-за стола, как вдруг дверь в столовую отворилась, на пороге возникла Клотильда. Взбитая шевелюра, нетрезвый взгляд. Блузка в пятнах, прожженная папиросой. Такой он и ожидал ее видеть. Такова собранная о ней информация. Господин Риффо знает, на какую дичь он охотится.
— Кло! — говорит мадам Флоранс, приглашая дочь сесть рядом с собой. — Мы тут о твоей судьбе.
— Еще чего!.. — Клотильда поворачивается на каблуках. Расклешенные брюки негодующе метут ей вслед.
Возобновились случаи потери памяти. Два, один за другим, произошли в театре «Гранд-Опера», затем переместились в кинозал «Ирабель». Как будто злой рок обрушился на незаметный кинотеатр: профессор истории, художник, опять художник. Комедийный артист Клермон. Если в случаях с профессором, с художниками нить расследования не далась в руки, то с Клермоном агент Франка Этьен получил наконец козырь. Профессор, художники заходили в кинотеатр одни, Клермон смотрел фильм с женой.
— Зал, — рассказывает Люси Клермон, — был полупустым время между десятью и одиннадцатью утра. Мы сидели в одном из средних рядов. Господи, зачем мы сели в этом ряду?
— Не волнуйтесь, мадам Люси, — успокаивает женщину Этьен.
— В зале столько рядов!
— Мадам…
— Да… — Люси провела кончиком батистового платка под глазами. — Перед этим мы позавтракали в ресторане Плиссо.
Ресторан невдалеке от кинотеатра.
— Настроение у Оскара было превосходное. Только что он подписал контракт с Римским комедийным театром на полугодовые гастроли, договор был у него в кармане.
— Немножечко ближе к делу…
— Начался фильм. Название я забыла.
— «Все, впереди».
— Ничего нет впереди! — зарыдала Люси Клермон.
Этьен опять утешал ее, пережидая, пока женщина успокоится.
— Ну а дальше… Мы разговаривали. О том же — о контракте, поездке в Италию. Вдруг Оскар замолчал. Странно как-то, на полуфразе. Я думала, он захвачен действием, стала смотреть на экран. Ничего примечательного там не было. Изредка поглядывала на мужа. Он сидел, устремив взгляд перед собой. А когда зажегся свет, я увидела, что у него пустые, неживые глаза. «Оскар!» — закричала я. Он поднялся и пошел от меня, спотыкаясь, между рядами стульев.
Донесение Этьена в тот же день легло на стол Бертье. Инспектор читал и перечитывал каждое слово. Особенно значимым ему казался конец разговора Люси Клермон с Этьеном.
— Вы не заметили, кто сидел рядом с вами?
— До этого мне было!
— Вспомните.
— Оскар! Мой Оскар!..
— Мадам Люси, это очень и очень важно!
— Впереди, через два ряда, — вернулась Люси к рассказу, сидела парочка. Справа от нас был проход. Слева, на самом конце ряда, пожилая дама…
— Позади, мадам Люси, позади!
— Я не оглядывалась.
— Вспомните.
— Да, да… Старик. Худой, в черной шляпе.
— Еще, мадам Люси.
— Ничего не помню.
— Высокий старик? — подсказывал Этьен. — Полный, седой?..
— Рыжий! Рыжий! — вспомнила Люси Клермон. — Ненавижу рыжих!..
Очень слабая нить, думал Бертье: худых стариков в Париже полмиллиона. В черных шляпах полмиллиона…
Но случай с женой и мужем Клермон давал кое-что. Во-первых, определенность места — кинотеатр «Ирабель». Во-вторых, старик был рыжий.
Подумав над этим, Бертье нажал клавишу общего вызова, чтобы отдать распоряжение.
Вечером, перед уходом домой, инспектор получил еще одно донесение — разговор, услышанный в вагоне подземки:
