Октавиан Стампас - Цитадель
Обзор книги Октавиан Стампас - Цитадель
Октавиан Стампас
Цитадель
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЧЕЧЕВИЧНОЕ ЗЕРНО
— Только безумец рискнет отправиться дальше в горы по этой дороге, — мрачно сказал хозяин харчевни, скребя щеку корявыми пальцами.
— Это самый короткий путь, — негромко ответил дервиш, на мгновение оторвавшись от еды. Ел он жадно, вылавливая свободной рукой кусочки мяса и фисташки из глиняной миски. Его длинный, засаленный, во многих местах прожженный халат, был одет на голое тело, грязный колпак из дейлемитского войлока путник надвинул на глаза. Самое сильное впечатление производили его ноги, выставленные на всеобщее обозрение, — черные от присохшей грязи, с каменными мозолями на ступнях. Сразу видно — святой человек.
Али Абдалла, хозяин харчевни, не отличался особой набожностью, и в другой ситуации ограничил бы свою щедрость ячменной лепешкой, но сегодня к нему зашли поиграть в кайяс (род игры в кости) весьма уважаемые люди здешней округи: кади и мераб. В их глазах харчевнику хотелось выглядеть поблагопристойнее. Смотритель колодцев и арыков Джафар и обладатель судебной власти Аттар, взирали на дервиша со смешанным чувством презрения и участия. Еще их раздражало то, что они никак не могли себе составить определенного мнения о возрасте этого человека. В движениях его была видна гибкость и легкость, присущая молодости, но, в иные моменты он вел себя подобно зрелому мужу.
— Напрасно ты не хочешь прислушаться к нашим словам, — слегка недовольным тоном сказал кади, — но еще до наступления темноты, клянусь знаменосцем пророка, ты получишь возможность оценить их правоту.
— Мне говорили в Хасмейне, что львы в этих местах давно не водятся, а для разбойников я не представляю никакого интереса, — дервиш дернул полу своего диковинного халата, показывая голую, загорелую до черноты грудь.
— Да, — усмехнулся толстяк Абдалла, подбрасывая дрова в очаг, — львов в наших предгорьях действительно извели, но зато живет неподалеку один лев…
Гости недовольно покосились на хозяина и он виновато осекся.
Дервиш не обратил никакого внимания на возникшую неловкость, поставил на кошму пустую миску, резко встал, собираясь уходить.
— Куда ты, святой человек, сейчас принесут финики, — неуверенно сказал харчевник.
— Я же сказал, что спешу, — глаза дервиша внимательно смотрели из-под опушки его колпака, — скоро вечер.
У выхода он остановился, повернулся и сказал:
— Да не покарает вас аллах за вашу доброту.
Дорога была присыпана белой, горячей пылью, слева от нее шумел прибежавший с гор ручей, над ним нависали широкие тенистые кроны сирийских чинар, справа начинался, поросший сухою травой, пологий подъем — отроги Антиливана.
Дервиш поднял свою грубую суковатую палку и решительно зашагал по направлению к отдаленным меловым вершинам, которые легко можно было принять за гряду облаков.
Он шел полдня и никто ему не встретился и никто его не перегнал. Местность приобретала все более дикий характер, дорога выглядела все более заброшенной. Портился нрав бегущего навстречу ручья, он ярился и сверкал, пологие травянистые всхолмия сменились нагромождениями раскаленных безжизненных камней. Дервиш миновал пояс кедрового леса с его прохладной храмовой тишиной, краем глаза увидел стайку косуль с серебристыми спинами, они мелькали в пасмурной чаще, наподобие рыбок в толще морских вод. Сразу по выходу из древесного полумрака засверкали великолепные луга. Дервиш не удостоил сколько-нибудь пристальным вниманием красоту разнотравья, сочащегося влагой, и решительно вошел в гулкое ущелье. Ручей расстался с ним, остались лишь шершаво-серые стены и недостижимые облака над головой. Здесь неутомимый путник пошел медленнее, а потом и вовсе остановился. Не потому, что ему здесь понравилось. Он услышал цокот копыт, там, далеко впереди. И это были не косули.
Звук приближался. Ехали шагом. Опираясь на палку, дервиш спокойно смотрел перед собой. Из-за поворота ущелья появилось несколько всадников в белых тюрбанах и белых кафтанах, подпоясанных красными поясами. Они тоже остановились. В их позах отразилось скорее удивление, чем нерешительность. Кто этот безумец, посмевший сюда забрести? По сигналу старшего, двое всадников отделились от колонны и неторопливо подъехали к дервишу.
— Кто ты такой и что здесь делаешь? — высокомерно спросил один из них.
Ничего не отвечая, дервиш развязал пояс и что-то достал из складок.
— Передай это своему господину.
Рассмотрев поданное, всадник возмутился.
— Это чечевица. Ты смеешься надо мной!
— Во имя отца нашего и повелителя, покажи, — негромко, но убедительно произнес дервиш.
Всадник несколько раз подбросил на ладони зернышко чечевицы. Его мучили сомнения, но все же, в конце концов, он развернулся и поскакал к своим и показал старшему на раскрытой ладони темно-коричневое, приплюснутое зернышко.
— Отдай ему своего коня, — сказал старший.
Не выразив ни удивления, ни обиды, фидаин выполнил приказание. Дервиш, с непривычной для святого странника кавалерийской ловкостью, взлетел в седло. Весь разъезд мгновенно развернулся и поскакал вверх по ущелью. Никто из всадников не задал путнику ни слова, и он, судя по всему, ничуть этому не удивился.
Обещанный судьей Аттаром вечер начал вступать в свои права, когда показались стены замка. Они были сложены из камня, доставленного из-за перевала Аль-Рейби и, поэтому, в лучах заходящего солнца его инородность, по отношению к здешним скалам, была особенно очевидна. Замок Алейк напоминал собою некий гордый вызов, брошенный окружающему миру. Облака, проплывавшие над ним, казалось подгоняли себя, чтобы поскорее миновать это опасное и угрюмое место.
Замок стоял на, как бы, полуотвалившейся части плоской горной вершины. По дну разлома протекала шумная, быстрая река, старшая сестра того ручья, что выбежал навстречу дервишу еще там, в предгорьях.
Всадники в белых тюрбанах остановились на самом краю разлома. В замке раздался протяжный, противный крик и вслед за этим начал опускаться подъемный мост, это была единственная дорога, по которой было возможно попасть в замок.
Покрывая грохотом копыт грохот реки там, внизу, кавалькада въехала под своды, ощерившиеся сверху остриями поднятой решетки.
Дервиш спрыгнул с коня и живо вбежал по белым широким ступеням на просторную каменную веранду. Чувствовалось, что он отлично ориентируется здесь. Шел и поворачивал не задумываясь. Стремительно миновал три сетчатых павильона из обожженного алебастра, перевитого плющом. Пару раз опускался и поднимался по коротким трехступенчатым лестницам, и уже готовился войти в крепостной сад, угадывавшийся за тонкими каменными кружевами, но тут ему преградил дорогу невысокий полный старичок, он возник неожиданно, как будто ждал за поворотом.
— Погоди, Исмаил.
— Что ты хочешь сказать, Сеид-Ага?
— Только то, что баня для тебя готова. — Толстяк согнулся в легком полупоклоне.
— Есть нечто поважнее бани!
— Как далась тебе дорога? — Сеид-Ага всплеснул руками, на которых не было мизинцев. — Хвала Аллаху, ты остался цел. И заслужил отдых.
— Я найду время, чтобы отдохнуть, а сейчас у меня есть новости, которые наш повелитель желал бы узнать как можно скорее, Сеид-Ага.
Мягко улыбаясь, навязчивый собеседник сделал шаг назад, по-прежнему загораживая дорогу.
— Неужели ты думаешь, Исмаил, что есть что-то такое на свете, что можешь знать ты, и может не знать имам?
Исмаил понял, что настаивать бесполезно, евнух действует по воле господина, это сам Синан предлагает ему помыться с дороги.
Распластавшись на мраморной скамье и поручив свое тело заботам дюжего банщика, Исмаил размышлял об этом неожиданном капризе повелителя. Не может быть, чтобы он не горел желанием узнать о результатах встречи самого удачливого из своих фидаинов с самым заносчивым среди сирийских князей. Каждый раз, возвращаясь после выполнения смертельно опасного поручения, Исмаил попадал в теплые объятия имама, не только минуя баню, но даже не успев снять пропыленного или промокшего плаща. От прочих верных слуг Синана он отличался тем, что неизменно действовал в одиночку и никогда не давал осечки. Впрочем, в его деле любая, самая маленькая ошибка была равносильна смерти.
Перевернув истомленного путника на живот, банщик надел на руку жесткую ковровую рукавицу и с размаху обрушил на спину Исмаила, тот застонал от удовольствия.
Не может быть, чтобы кто-то его опередил, и повелителю уже известно, что эмир Хасмейна внезапно, со всем своим войском, повернул обратно, так и не посмев углубиться в горы, принадлежащие Старцу Горы. Никто бы не мог его опередить. Он покинул шатер эмира в полночь, и на рассвете был уже на большой Дамасской дороге. Здесь какая-то загадка, решил для себя Исмаил.
