Конрад Фиалковский - Пятое измерение (авторский сборник)
А ты, мнемокопия, думаешь, что одержала победу, что, если пересадка сразу не удастся, ты сможешь ее повторять… повторять до тех пор, пока наконец Эксперимент не увенчается успехом?.. Ошибаешься, мнемокопия, я не упущу этой последней возможности, возможности умереть… Потом ты полетишь к Антаресу, но без меня.
— Ты уже готов? — спросил Он.
— Да, — кажется, я сказал это спокойно, как человек, собирающийся вздремнуть.
Андроид коснулся моего плеча. Я понял и пошел к столу. Автомат поднял меня и положил на белую плиту. Итак, это конец, действительно конец. Я больше не увижу Альтреи, единственного города, который любил. Уже никогда вечером из окон моего кабинета на тридцать третьем этаже не увижу белых огней ракет, взмывающих вверх на фоне черного ночного неба. Почему же они не начинают? Чего Он ждет?
— Почему ты не начинаешь?
— Отвечай!
— Ты… ты выиграл, Гоер… Я… — Он запнулся, и огни его контрольных лампочек задрожали.
— Что случилось? — Я соскочил со стола и подбежал к зеленым экранам центрального пульта. Кривые на экранах Его сети кишели белыми искрами замыканий.
— И… теперь… я… — Он не окончил. Лампы в главном зале начали медленно хаотично пульсировать.
— О чем ты говоришь, мнемокопия?
— Ты выиграл… Я… я… кажется, умираю…
— Но…
— …умираю… и….. боюсь… это замыкание… замыкание… Скорее бы уж дошел.
— Что должно дойти?
— …гелий… жидкий гелий…
— Откуда? Из системы охлаждения реактора?
— Да… метателем… разбил… случайно… я хотел… чтобы… на… атомы… потому что… я… только…
Вдруг левый экран погас, покрылся серым налетом.
— Ох… довольно!.. — раздался приглушенный хрип. — Не могу… скорее бы… скорее бы… реактор…
— Реактор! Ну, конечно же, реактор!
— Немедленно блокируй его, слышишь? Я хочу жить! Хочу жить!
Подбежав к пультам, я начал колотить по ним кулаками. Он не отвечал. Может быть. Он уже не слышал, а может быть, просто не обращал на меня внимания. Тысячи тонн жидкого гелия медленно заливали агрегаты его мозга. Я кинулся к шлюзам. Бежал по залам и коридорам. В третьем зале у навигационных систем одна за другой гасли красные контрольные лампочки. В коридоре повеяло холодом.
Я подбежал к главной двери. Там на полу лежал андроид и ползал по кругу, словно хотел головой коснуться ног. Я перепрыгнул через него. На его панцире белел иней.
И вдруг я остановился. Мне показалось, что кто-то шепотом произносит мое имя. Да, это стены шептали голосом мнемокопии так тихо, что я едва мог расслышать.
— Гоер… Гоер…
— Я слышу тебя, профессор! — И вдруг я сообразил, что я, кибернетик, сказал мнемокопии «профессор».
Но Он уже молчал. Только у шлюзов, когда контрольные лампы реактора погасли, я догадался, что Он хотел мне сказать.
— Благодарю, профессор! — крикнул я, но Он меня не слышал.
Я раскрыл шлюзы, вскочил в ракету и захлопнул люк. Нажал рычаг старта и ринулся в пустоту, оставив за своей спиной черный корпус космолета. Потом поискал Солнце, нашел его маленький светлый диск. Автомат настроил приемник, и я услышал сигнал с Земли, передаваемый для ракет дальнего радиуса действия.
Я снова был в космосе. И тогда мне на руку упала капля. Я посмотрел на нее с удивлением. Это от моего дыхания таял на скафандре белый иней.
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПОЛЕТЯТ К ЗВЕЗДАМ
Институт стоял на склоне, окруженный большими старыми соснами. Высокие и прямые, они выросли еще тогда, когда тут был лес. Белая дорога, по которой я пришел с аэродрома, упиралась в ворота, обыкновенные железные ворота. Я поискал глазами калитку, но ее не было. Только у самых ворот в стене виднелся маленький серый экран, а под ним белый клавиш видеофона. Я нажал его. Мне ответил автомат:
— Институт подпредельных сетей. С кем соединить?
— С профессором Кедроком… Я его ассистент…
Надо было сказать это тверже, гораздо тверже. Ведь я действительно уже его ассистент.
— Как тебя зовут?
— Варт, Кер Варт.
— Войди. Профессор встретится с тобой позже.
Я отвел глаза от экрана. Ворот не было. Так. Значит, и это только силовое поле, стилизованное под старинные ворота… Я прошел несколько десятков шагов по направлению к зданию, когда ветер на мгновенье стих, сосны перестали шуметь и мне показалось, что я слышу приглушенные призывы и гул человеческих голосов. Я взглянул туда, где на отшибе стоял небольшой круглый павильон. Но вот снова подул ветер, ударил по кронам сосен и опять их шум заглушил остальные звуки. И все же я был уверен: там что-то происходило. С минуту я колебался, потом по узкой тропинке, вытоптанной в траве, пошел к павильону. Да, теперь я слышал ясно.
— Двадцать шесть градусов четырнадцать минут, двадцать восемь градусов пять минут… — гудел, перекрывая голоса, бас, отсчитывающий градусы и минуты.
— Кор… вен… на… по… он… нут, — второй голос на минуту замолчал, а потом начал снова. Там говорил кто-то еще, но слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова.
Были слышны какие-то посвистывания, шорохи и протяжный, повторяющийся, вибрирующий звук, где-то, уже за границами восприятия, переходящий в ультразвук.
— Стой! — неожиданно совсем рядом произнес кто-то.
Я повернулся. Это был андроидный автомат. Он стоял за стволом сосны, поэтому я его и не заметил. Я хотел молча пройти мимо.
— Стой! — повторил он. — Профессор Кедрок приказал никому туда не входить.
— Но я… я его ассистент.
Андроид не ответил. Видно, никаких дополнительных инструкций он не получил. Конечно, я мог пойти дальше. В крайнем случае автомат еще несколько раз повторил бы то, что уже сказал, но если это было указание Кедрока…
Я еще раз посмотрел на павильон и пошел напрямик к институту по траве, между стволами сосен.
— …сорок две минуты, тридцать пять градусов… — голоса за мной стихали, и я уже различал только бас.
Вскоре умолк и он.
Высокая трава была желтой и сухой, как всегда в конце лета. Я смотрел на здание института, в черных стенах которого отражались сосны и небо. Неожиданно я споткнулся; что-то вырвалось у меня из-под ног.
— Если n — простое число, то всякое число, не делящееся на n, будучи возведено в степень n — 1, даст после деления на n в остатке единицу.
Это говорил лежащий в траве небольшой автомат, имеющий форму эллипсоида вращения. На одну из его опорных конечностей я только что наступил.
— Встань! — приказал я, наклонившись над ним.
Он странно забубнил, но не шевельнулся. «Видимо, нарушены связи», — подумал я. Только теперь я заметил разрез в его панцире. Он начинался квадратным отверстием, дальше панцирь был рассечен на несколько десятков сантиметров в длину, так что обнажились блестящие кристаллы внутренних систем. Это было нечто непонятное. Разрез сделали эффекторные конечности какого-то автомата. Я подумал, что, может быть, мне удастся хоть что-нибудь узнать от малыша, если нарушение связей не зашло слишком далеко.
