Д Урнов - Вахта Джозефа Конрада
Обзор книги Д Урнов - Вахта Джозефа Конрада
Урнов Д
Вахта Джозефа Конрада
ДМИТРИЙ УРНОВ
ВАХТА ДЖОЗЕФА КОНРАДА
Мне посчастливилось знать человека, которому посвящена повесть "Теневая черта" - первая вещь в этой книге. "Сыну моему Борису..." - странно, как-то неправдоподобно было его видеть. Ребенком он сидел на коленях у Генри Джеймса (который рассказывал о встречах с Тургеневым), Стивен Крейн подарил ему Собаку и обещал научить ездить верхом на лошади (не успел рано умер), свое первое письмо он написал Голсуорси ("Дорогой дядя Джон!"), он видел Уэллса и Киплинга, приходивших проведать его отца, и он был сыном Джозефа Конрада. Непостижимо! А Борис Конрад сам глядел с удивлением на человека, который хотя и был в два с половиной раза его моложе, но прибыл как бы из далекого прошлого.
Джозеф Конрад (Юзеф Теодор Конрад Коженевский, 1857 - 1924)
родился и рос на Украине. "Это что?" - спросил Борис Конрад, доставая из семейного архива фотографию более чем столетней давности.
Это - Новофастово возле Погребища Киевской области. Дом не сохранился, но многие местные жители его помнят и называют "палац", дворец, затейливый дом с башней и часами. Именно здесь маленький Джозеф Конрад, рассматривая карту Африки, на которой еще сохранялись белые пятна, ткнул пальцем в одно из пятен и дал своего рода клятву:
"Вырасту и побываю здесь!" И побывал. От Бердичева через Бангкок в Бишопбурн (графство Кент) проходил его жизненный пут.ь, опоясавший земной шар. Первым морем, которое Джозеф Конрад увидел, было Черное - под Одессой. Затем он повидал практически все моря, все океаны, за исключением Ледовитого. Побывал на всех континентах, кроме Антарктиды. Его родным языком был польский, с детства он знал французский и с восемнадцати лет начал служить во французском флоте, в двадцать один ступил на борт английского корабля. Борис Конрад припомнил первую английскую фразу, которую услыхал его отец и которую здесь повторить невозможно: бумага не выдержит. Английские моряки попросили Конрада посторониться или даже вовсе очистить палубу. Просьбу Конрад, видимо, выполнил частично, корабль он все-таки не покинул. Со временем ему дали диплом капитана, и в общей сложности он проплавал девятнадцать лет.
Первая книга Джозефа Конрада появилась, когда ему было уже тридцать восемь. "Книги пишутся в самых разных краях земли", - говорит он в автобиографии, имея в виду прежде всего свой ранний роман, который путешествовал с ним повсюду и даже в Казимировку-Побережную под Оратовом Винницкой области, куда Конрад приезжал из Лондона повидаться с родственниками. На рубеже XIX - XX вв., когда ему уже было за сорок, Конрад создал свои основные произведения, в. том числе повесть "Тайфун", давшую название этой книге. "Не могу же я допустить на судне непорядок, даже если оно идет ко дну", - говорится в "Тайфуне"
от лица капитана, который ведет борьбу с чудовищным штормом. Такова была позиция Конрада. "Когда разлетится вдребезги последний акведук, когда рухнет на землю последний самолет и последняя былинка исчезнет с умирающей земли, все же и тогда человек, неукротимый благодаря выучке по сопротивлению несчастиям и боли, устремит этот неугасимый свет своих глаз к зареву меркнущего солнца" - так говорил Конрад от своего собственного лица, и, хотя такой взгляд чрезмерно мрачен, тем резче на темном фоне проявляется конрадовская вера в человека как неистощимый источник духовной энергии.
Заметили Джозефа Конрада прежде всего собратья-писатели. У англичан была богатая "морская" литература, но у этого бывшего капитана "море" свое, особенное, какое-то не простое море, а символическое.
И стиль у него совершенно особенный: написано по-английски, без ошибок, но вроде бы с иностранным акцентом. Одним словом, никто раньше так не писал. Именно поэтому к нему в дом приезжали уже прославленные Киплинг, Уэллс, о котором Борис Конрад мог вспомнить только одно:
за обедом не ел ничего, кроме каких-то пилюль и молока. Уэллс считал, что Конрад создал свой собственный язык, одновременно искусственный и выразительный. Читателям нелегко было привыкать к этой искусственности. Собственно, и сейчас конрадовский стиль затрудняет многих читателей. Борису Конраду я рассказывал, как в Тереховой, под Бердичевом (где Джозеф Конрад родился), местный школьный учитель говорил шепотом: "Трудновато его читать!" А почему шепотом? Ну, как же, ведь там помнят, что это - колыбель Конрада: страшновато обидеть великую тень. Но Борис Конрад за отца ничуть не обижался, прекрасно понимая, что имеется в виду, и сказать надо во всеуслышание, прямо: читать конрадовскую прозу действительно трудно, подчас попросту скучно, но тот, кто трудности преодолеет, будет столь же несомненно вознагражден:
серьезно и о серьезных вещах писал Конрад.
Моряк королевского флота, он исходил Британскую империю до самых отдаленных уголков и своими глазами видел, что такое колониализм, который многим, в том числе и Киплингу, казался "аванпостом прогресса". Современник революционных вспышек середины прошлого века, Конрад оказался современником коренного переустройства мира. В его книгах рассказывается большей частью о кораблях, о землях, отдаленных и экзотических, о бурях в открытом море, об отважных моряках и капитанах, борющихся со стихиями, а по существу идет речь об острейших проблемах, с которыми сталкивается человечество. Что для Конрада важно, так это моральная стойкость человека во всех испытаниях, оказывающихся выше его физических сил. По силе сопротивления "несчастиям и боли" определяет он нравственную, принципиальную победу, даже если человек идет ко дну.в самом прямом смысле этого слова:
"Валы набегали со всех сторон...
- Выдержит ли судно?
Старший помощник Джакс ничего не ждал в ответ. Решительно ничего. Да и какой можно было дать ответ? Но спустя некоторое время он с изумлением услышал хрупкий голос, звук-карлик, не побежденный в чудовищной сумятице.
- Может выдержать!" {"Тайфун").
Эта нота стоической выдержки зазвучала, как эхо конрадовскоГ:
прозы, в литературе нашего века, начиная еще с Джека Лондона и вплоть до Эрнеста Хемингуэя, подтвердившего: "Ты должен держаться, старик.
И не смей даже думать, что ты можешь не выдержать... Человек не для того создан, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить" ("Старик и море").
Страшные, убийственные валы, злобные удары, как убедился Конрад, обрушиваются на человека со всех сторон. Как систему чудовищного угнетения он ненавидел царизм, поэтому при одном только упоминании Российской империи, по свидетельству Бориса Конрада, буквально скрежетал зубами. Но землю, родину, где, он увидел свет, Джозеф Конрад всегда вспоминал с теплотой. Это мы и сами можем почувствовать по страницам его книг: в повести "Сердце тьмы" вдруг появляется русский человек, и с каким сочувствием этот удивительный странник описан!
В нашей печати имя Джозефа Конрада появилось и привилось давно, еще в конце прошлого века. Он был включен и в первую, послереволюционную "Библиотеку всемирной литературы", выходившую под руководством А. М. Горького. В год смерти Конрада у нас начало издаваться собрание его сочинений. Некоторые конрадовские уроки восприняли и наши писатели, прежде всего Александр Грин и Константин Паустовский.
Сейчас, на исходе двадцатого столетия, стало совершенно ясно, что это классика нашего века.
Когда мы прощались с Борисом Конрадом, то его домоуправительница сказала мне: "Он часто перечитывает ваши письма!" Что же такого особенного, на взгляд сына Конрада, содержалось в этих письмах? Тереховая, Новофастово, Побережная и другие названия мест, откуда письма отправлялись в Англию по мере того, как я повторял конрадовский маршрут. Сын писателя, коренной англичанин, получивший, однако, славянское имя, разглядывал ориентиры, обозначавшие самую основу конрадовского "моря". Как знать, в те минуты Борис Конрад, быть может, вспоминал строки из автобиографической и, к сожалению, незаконченной повести своего отца: "Он пытливо всматривался в огромный простор безграничной и плодотворной черноземной степи, холмы которой, словно материнская грудь, под теплой лаской солнца давали жизнь всему вокруг..." Надо сказать, Джозеф Конрад был большой выдумщик не только на бумаге; он изобретал "факты" собственной биографии, хотя, казалось бы, сама судьба его была причудливее всяких фантазий. Тем не менее он придумывал, и к числу вымыслов домашние относили, скорее всего, рассказы из времен его детства и юности. А вот какие же вымыслы, если оттуда приходят письма!
Среди особенностей поведения, которые Борис Конрад не сразу мог понять в своем отце, была и такая: через каждые четыре часа Джозеф Конрад ненадолго засыпал, иногда прямо за письменным столом, за которым проводил подчас круглые сутки. Что такое? Это распорядок корабельный, по склянкам, которыми отбивают время очередной вахты. Всю жизнь Джозеф Конрад нес вахту, стараясь быть верным собственному принципу, отчеканенному в жестких и вдохновенных словах: "Каждый шаг - поступок, за него неизбежно приходится отвечать, и тщетны слезы, скрежет зубовный и сожаления слабых, кто мучается, объятый страхом, когда наступает срок оказаться лицом к лицу с последствиями собственных действий".
