Джордж Манн - Доктор Кто: сказания Трензалора (сборник)
Доктор ничего не ответил.
– Как вы его найдете? – спросила Саманда.
Доктор вздохнул.
– О, полагаю, он найдет меня сам. Не хочу хвастаться, но нужен ему именно я. – На его морщинистом лице появилась улыбка, и взгляд стал мягче. – Кстати, как насчет горячего шоколада? Чур, мне шесть кубиков сахара.
Прежде чем Саманда успела ответить, дверь палаты распахнулась и вошла Таския. Ее глаза были широко раскрыты, а плечи вздымались, словно она только что бежала.
– Он здесь, – выдохнула она. – Та штука… здесь, в школе.
Лицо Доктора моментально потемнело. Он поднял трость и стукнул ею об пол так сильно, что Саманда испугалась, не сломаются ли половицы.
– Даже не смей! – взревел Доктор. – Не смей!
* * *В минуты гнева Доктор мог двигаться невероятно быстро для старика с деревянной ногой. Шагая по главной улице, он обгонял других прохожих. Снежинки оседали на его плечах и поредевших волосах. Он остановился у школы – белого здания с синей дверью и синими же подоконниками.
– Выходи, Мара! – завопил он, размахивая тростью. – Выходи и сразись с тем, кто равен тебе по силе!
Секунду ничего не происходило. Затем горожане, стоявшие в нескольких метрах позади него, ахнули:
– Наверху, Доктор! На крыше!
Доктор посмотрел вверх. На крыше школы сидел гибрид Мары и человека. Его красная кожа резко выделялась на фоне снега. Рот Мары была открыт, клыки обнажены – похоже, он злорадно улыбался.
– Что такое, Мара? – крикнул Доктор. – Все еще боишься встретиться со мной, как рептилия с человеком?
Дверь школы внезапно распахнулась, и наружу высыпали ученики. В толпе за спиной Доктора раздались крики изумления, многие горожане узнали своих детей.
С окаменевшим лицом Доктор смотрел на детей, каждый из которых теперь был слугой Мары. Их лица покраснели, глаза остекленели, дети смотрели прямо перед собой. У многих на коже светились метки Мары.
– Теперь используешь детей? – рявкнул Доктор, глядя на змееподобное существо. – Это низко даже для того, кто большую часть времени ползает на брюхе!
Дети выстроились полукругом. Среди них Доктор узнал сына Алиганзы Торпа. Как его звали? Барнабл? Нет, точно – Перикл.
Мальчик моргнул, и внезапно его глаза стали желтыми и змеиными.
– Назови свое имя, Доктор, – сказал он голосом, в котором звенели осколки льда.
– Зачем это? – насмешливо спросил Доктор.
– Если ты этого не сделаешь, я причиню боль тем, кого ты любишь.
Доктор пожал плечами.
– Не самый убедительный аргумент. Видишь ли, если я скажу тебе свое имя, то в буквальном смысле разверзнется ад, и те, кого я люблю, все равно умрут, сметенные величайшей бурей, какую видела эта Вселенная, – он ткнул тростью не в Перикла, а в существо на крыше. – Но ведь тебе, Мара, именно это и нужно, так? Именно этим ты живешь? Ты хочешь набить свои змеиные щеки хаосом, разрушением и жестокостью. Потому что такова твоя суть – ты падальщик, жалкий ползучий гад. Кроме себя самого, ты никому не нужен – так почему бы тебе не убраться туда, откуда ты пришел, пока я не разозлился как следует?
Последние слова он прокричал, дрожа от ярости, и горожане за его спиной отступили на несколько шагов.
Мара, однако, был непоколебим. Он холодно смотрел на Доктора глазами маленького мальчика, которого избрал своим представителем.
Наконец он сказал:
– На войне смерть твоих близких наступит быстро. Но каково тебе будет смотреть на детей, уничтожающих своих родителей?
И в этот миг неподвижные дети ожили. Их глаза пожелтели, они открыли рты и зашипели.
Когда они двинулись вперед, скрючив пальцы, как когти, Доктор повернулся и закричал:
– Отступаем! На снежную ферму, как я вам говорил!
Уговаривать горожан не пришлось. Многим из них хотелось броситься к своим детям, помочь им и попытаться спасти, но горожане доверяли Доктору и внимательно вылушали то, что он сказал им накануне.
Снежная ферма находилась на окраине города, и за ее огромными железными воротами и толстыми каменными стенами находилось их убежище, их спасение.
Все как один, они развернулись и побежали, а Доктор, прихрамывая, двинулся следом.
Глава 6
– Скорее, Доктор!
Фергин стоял у массивных ворот снежной фермы, держась за их металлические подпорки. Одна створка уже была закрыта, и он готовился захлопнуть вторую, как только все горожане войдут внутрь.
Последним бежал Доктор, который, несмотря на возраст, по-прежнему ухитрялся не отставать.
Согнувшись, он спешил по заснеженной земле, при каждом шаге его деревянная нога описывала дугу, а трость помогала справляться с ролью дополнительной конечности.
– Давай, Фергин! – крикнул он, вбежав в ворота.
Несколько человек кинулись к Доктору, чтобы не позволить ему упасть, а Фергин захлопнул ворота. Таския немедленно бросилась вперед с огромной тяжелой цепью, которую продела через створки, и повернула ключ в большом висячем замке.
Перикл Торп, возглавлявший толпу детей, с яростным шипением ринулся на ворота и попытался надавить на них, но отлетел и упал на землю.
Доктор, хромая, подошел к воротам. Секунду он и Перикл смотрели друг на друга сквозь прутья решетки.
Затем Доктор заговорил:
– Теперь, Мара, послушай меня. Угрозы – не лучшее средство при общении со мной, но я готов пойти на сделку, если ты оставишь моих друзей в покое. Встретимся на главной улице через десять минут, только ты и я, лицом к лицу. Что скажешь?
Перикл моргнул желтыми змеиными глазами:
– В чем подвох?
– Никакого подвоха нет. Мы просто поболтаем. Но не вмешивай в это детей. Отправь их обратно в школу. Я хочу поговорить с шарманщиком, а не с его мартышкой.
Мальчик смотрел не мигая, пока Мара обдумывал предложение. Наконец он сказал:
– Хорошо. Но помни, Доктор, дети в моей власти. Я в любой момент могу приказать им разорвать друг друга на части.
Доктор прищурился.
– Десять минут, – повторил он.
А затем, не сказав больше ни слова, развернулся и захромал прочь.
* * *Доктор стоял на снегу, похоже, не замечая снега, падавшего на его плечи и волосы. В домах по обе стороны улицы было тихо, лишь мягкий янтарный свет мерцал кое-где в окнах. Доктор казался спокойным. Его поза не выражала ни страх, ни решимость, только терпение, словно он мог вечно вот так стоять и ждать. Ему вспомнились строки старого стихотворения:
«…полуночную тишь потревожить не смеет даже юркая мышь…»[2].
Но что-то все же ее потревожило. Во вьюжной белой темноте на другом конце улицы мелькнула красная вспышка.
