Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры
P. S. Подскажите адресок мастера, что укладывал Вам паркет. Он великолепен.
Просто, как-нибудь, оставьте на столе записку. Я заберу».
— …Остальные, — Шеф столкнул заявки на пол так, что они разлетелись по комнате, а две упомянутые записки остались под массивным пресс-папье, изображающим двух бьющих друг друга молотками медведей. — Остальные — несерьёзно. Двое спрашивают, зачтётся ли им по баллу, если они убьют друг друга. Свояки выискались. Вообще скажу Слону не принимать больше заявок. Если серьёзные люди — пусть оставляют на трупах.
Шеф отвернулся, зажёг сигару, и стал тоскливо глядеть в открытое окно. Шёл снег. Он мягко укрывал крыши домов, и комиссар, глядя на него, тоже смягчался. Он чувствовал любовь ко всему вокруг, и даже у Макнили был шанс выжить… но подчинённый не мог видеть своего шефа добрым, а потому спешно и бесшумно, покинул кабинет. Он отправился на задание. Копы будут патрулировать лузы, упомянутые Триплетом, пока не перебьют всех городских психопатов.
…Уиллера продали в городской морг двадцать первого ноября. По участку расползлись слухи о неких карточных делах главного копа и старого лиса. И даже Фред не преминал упоминать, что «вот не просто так подох скотина Уиллер». Шеф замечал взгляды и однажды, посмотрев в зеркало, понял, как же сильно ненавидит Макнили.
* * *Тук-тук-тук. Макнили настойчиво стучал жетоном в окошко. Ответа не было, но охранник не спал. Он просто глупо, не мигая, смотрел на посетителя и то сводил, то разводил глаза. Детектив увидел, что тут ничего не добиться, и прошёл внутрь корпуса без дополнительных согласований.
В глаза сразу бросалась пустота Больницы Старого Города. Уже давно в этом заведении никого не лечили. Здесь просто хранили замороженные тела пациентов, надеявшихся на панацеи лучших времён, а когда проплаченный срок хранения заканчивался, продавали на органы. Это оказалось намного прибыльнее, чем лечить, а хоронить своих родственников в учреждениях здравоохранения стало намного престижнее, чем на кладбищах. «И человечнее!» — гласила огромная вывеска на заведении.
Макнили шёл по коммерческому моргу, который по привычке ещё называли больницей. Тёмные помещения первого этажа не вызывали у него страха — всё было слишком похоже на место его рождения и воспитания, а потому — совершенно привычно. Но нечто шевельнулось в душе, когда за дверью очередного морозильника он услышал детский смех. Макнили остановился — подумал, что показалось. Неприятный звук повторился, и коп потянулся к ручке камеры. Положил на неё пальцы, нажал, и в его ноги стремглав вылетела кошка. Через приоткрытую дверь он сразу почуял этот запах — запах многолетнего гниения то ли этого города, то ли конкретно этой морозилки, набитой телами, выложившими в своё время значительные суммы, чтобы не быть, как все, и не гнить, как все. Тело заплатило, и теперь его пальцы были обглоданы оголодавшей киской.
Макнили захлопнул дверь и прекратил размышления. Рука легла на прохладную рукоять беретты. «На первом всё спокойно — иду на следующий», — твёрдой походкой Макнили преодолел лестницу и посмотрел в глубину второго этажа.
Неравномерно освещённый коридор подмигивал одинокой люминесцентной лампой далеко в глубине своей развёрстой пасти. Вокруг этого единственного маяка безумно скакали тени ночных мотыльков.
Макнили достал пистолет и поплыл сквозь темноту по направлению к свету. Пять, семь, десять шагов по мягкому ковролину, а свет словно и не приближается. За спиной что-то хрустнуло, как будто сломанным позвоночником. Нет, будто кто-то наступил на сухую ветку. Но откуда сухая ветка могла взяться в пустом больничном коридоре?!
Хруст повторился вновь. Теперь это точно был позвоночник. Огромное существо, сожравшее души всех покойников в этом здании, ползло, похрустывая сломанным позвоночником и облизывая длинным шершавым языком его ещё не остывшие следы.
Пятнадцать, шестнадцать шагов. Макнили перешёл на бег, ещё твёрдо уверенный, что у окна обернётся и без жалости пристрелит ползущую за ним тварь. До лампы оставалось ещё метров пять, когда она замигала и потухла, и страх проник в сердце Макнили. Он рванул, не оборачиваясь — холодная рука до боли сжала рукоять оружия. Свет мигнул в последний раз и исчез.
Снова детский плач, смех… Макнили выбил своим телом окно в конце коридора, кувырком пролетел по крыше пристройки и рухнул в заброшенный и занесённый хламом двор — в кучу мертвецкого тряпья, припорошённую тяжёлым январским снегом.
Из пустой чёрной дыры в здании ничего не лезло и не гналось. «Значит, преследователь сзади». Сердце Макнили забилось ещё сильнее; обернувшись, он упёрся носом в трухлявую стену деревянного навеса. Детектив забился в это спасительное укрытие, опасливо озираясь по сторонам.
До машины он добежал, держась за подранный бок. Быстро заполз в салон. Словно ожидая хозяина, радостно взревела рация:
— Макнили. Я сегодня занят. Кончай охранять морг. Следишь за нашим участком тоже ты! А то там только клоун Фред и дефективный в приёме. Радуйся, пока есть возможность… посидеть в кабинете начальника. Подберёшь на набережной Фреда II и III. Конец связи.
Таурус легко завелся и, взревев, рванул в ночь.
* * *Приёмная была чуть залита кровью, пол липкий, в воздухе — запах жжёного мяса и как будто серы.
— Они что, убили уже кого-то тут или нет? — заметил Фред, первым пройдя к двери приёмной.
— Не знаю, но крови столько, как будто слона выжали, — ответил второй и сразу вспомнил их ночного сотрудника по кличке Слон, которому все с патрулей носили пончики. Несмотря на дефекты всех внутренних систем органов, он пересиливал себя и приходил работать в полицию. Каждую ночь. И вот сейчас они, возможно, шли по его останкам.
— Вы двое, держите главный вход. Один снаружи, другой становится на приём. Я наверх, в кабинет Шефа. Не терять бдительности — где-то тут труп и, возможно, маньяк.
Макнили, почему-то, не хотелось подставлять Фредов. Наверх, в кабинет Шефа, он пошёл в одиночку.
— Per signum crucis de in cimis nostris libera nos, Deus noster, — падре Кэрролл встретил вошедшего детектива улыбкой. Он стоял, облокотившись на стол Шефа. Его руки были в чернилах, а поверхность бюро разрисована разнообразными крестами с готическими завитушками. После приветствия он отбросил маркер и приподнял свой длинный зазубренный меч. Рядом с ним, накрепко привязанный к тяжёлому шефскому стулу, стонал Фред со щеками, также украшенными крестами, и теперь еще и с мечом поперёк горла.
