А. Азимов - Роботы утренней зари
— А вы не хотели этого?
— Как не хотел? Конечно хотел. Вы, кажется, считаете меня чудовищем, мистер Бейли?
— Могу ли я предположить, что как только она достигла возраста, позволяющего иметь собственный дом, она уже не испытывала к вам тех чувств, какие, естественно, имела, пока жила в вашем доме и зависела от вас?
— Все гораздо сложнее. Видите ли…
Фастольф выглядел смущенным:
— Я отказал ей, когда она предложила мне себя.
— Она предложила себя вам?
Бейли в ужасе ахнул.
Это было вполне естественно, — небрежно сказал Фастольф. — Она знала меня лучше, чем кого-нибудь. Я инструктировал ее в сексе, поощрял к эксперименту, водил ее на Игры Эроса, словом, делал для нее все, что мог. Надо было предполагать, что может случиться, но я был так глуп, что не подумал об этом, и попал в ловушку.
— Но кровосмешение…
— Кровосмешение? Ах, да, это земной термин. На Авроре такой вещи нет, мало кто из аврорцев знает свою прямую родню. Естественно, если предполагается брак и просят разрешение иметь детей, тогда производится генеалогический розыск, но какое это имеет отношение к обычному сексу? Нет, неестественность в том, что я отказал собственной дочери.
Он покраснел, главным образом, покраснели его большие уши.
— Хотел бы надеяться, — пробормотал Бейли.
— У меня не было никакого приличного предлога, во всяком случае я ничего не мог объяснить Василии. С моей стороны было преступно не предвидеть такой вещи. Я должен был подготовить рациональные обоснования, чтобы оттолкнуть юное неопытное существо и при этом не ранить и не унизить ее. Мне было страшно стыдно, что я принял на себя необычную ответственность, взяв в дом ребенка и подвергнув его такому неприятному опыту. Мне казалось, что мы могли бы сохранить наши отношения отца и дочери, быть друзьями, но она не соглашалась. Я отказал ей как мог ласково и нежно, но с тех пор между нами все пошло плохо. Наконец, она пожелала иметь собственный дом. Сначала я протестовал — не потому, что не хотел этого, а потому, что хотел наладить наши отношения до того, как она уйдет. Но я ничего не мог сделать. Это было, пожалуй, самое тяжелое время в моей жизни. Она настаивала на уходе, и я не мог ее задерживать. Тогда она уже была профессиональным роботехником — я очень рад, что она не бросила эту профессию из отвращения ко мне — и могла построить себе дом без моей помощи. Так она и сделала, и с тех пор между нами нет почти никаких контактов.
— Возможно, она не полностью отдалилась от вас, если не бросила роботехнику.
— Она лучше всего знала роботехнику и больше всего интересовалась ею. Это никак не связано со мной. Я знаю, потому что вначале тоже так думал и делал попытки к примирению, но они были отвергнуты.
— Значит, с ней вы допустили промах?
— Конечно, промахнулся. Это пример ошибочного решения — взять ребенка. Испытываешь необъяснимое побуждение, атавистическое желание, оно внушает ребенку сильнейшую любовь, а затем тебя самого ставит перед неизбежностью отказа, когда этот самый ребенок предлагает себя, и этот отказ эмоционально ранит девочку на всю жизнь. И вдобавок еще испытываешь не поддающееся описанию сожаление от ее отсутствия. Мы оба напрасно пострадали, и это целиком моя вина. Я никогда не ощущал такого ни до того, ни после.
Фастольф впал в задумчивость, и Бейли мягко спросил:
— Какую связь имеет это с Глэдией?
Фастольф вздрогнул:
— Ах, я и забыл. Так вот, все очень просто. То, что я сказал насчет Глэдии — правда. Мне она нравилась, я симпатизировал ей, восхищался ее талантом. Вдобавок она похожа на Василию. Я заметил это сходство, когда впервые увидел по гиперволне сообщение о ее прибытии с Солярии.
Он вздохнул:
— Когда я понял, что она, как и Василия, испытала эмоциональные потрясения от секса, это было больше, чем я мог вынести. Я устроил ей поблизости жилище, как вы знаете, стал ее другом и делал, что мог, для облегчения ее адаптации к чуждому миру.
— Значит, она для вас в какой-то мере — замена дочери?
— Да, пожалуй. Вы не представляете, как я рад, что ей не пришло в голову предлагать мне себя. Оттолкнуть ее — это пережить то же самое, что с Василией, а принять еще хуже, поскольку я чувствовал бы, что сделал то, чего не сделал для родной дочери, что сделал ее, хоть и похожую на мою дочь, чужой. Теперь вы понимаете, почему я заколебался было вначале ответить вам. Ваш вопрос сразу напомнил мне трагедию моей жизни.
— А вторая ваша дочь?
— Ламин? — равнодушно сказал Фастольф. — Я никогда не контактировал с ней, хотя время от времени о ней слышу.
— Как я понял, она на политической работе?
— Да, у глобалистов.
— Что это такое?
— Глобалисты? Они заботятся только об Авроре, только о нашем шарике Аврорцы должны быть лидерами в заселении Галактики. Всем другим надо преграждать путь туда, особенно землянам. Они называют это «просвещенным эгоизмом».
— Вы, конечно, не согласны с нами?
— Конечно, нет. Я возглавляю партию гуманистов, которые считают, что все человеческие существа имеют право на участие в освоении Галактики. Когда я упоминал о своих врагах, я имел в виду глобалистов.
— Значит, Ламин — ваш враг.
— И Василия тоже. Она член Роботехнического Института Авроры (РИА), основанного несколько лет назад, и работающие там роботехники смотрят на меня как на демона, которого надо уничтожить любой ценой. Но мои бывшие жены, насколько мне известно, все вне политики, и, возможно, даже гуманисты.
Он криво усмехнулся:
— Ну, мистер Бейли, вы задали все вопросы, какие хотели?
Руки Бейли бесцельно пошарили по бокам свободных аврорских брюк в поисках карманов, но не нашли их. Пришлось в качестве компромисса сложить руки на груди.
— Да, доктор Фастольф. Но я вовсе не уверен, что вы ответите на первый вопрос. Мне кажется, вы все время обходите его. Зачем вы отдали Джандера Глэдии? Давайте в открытую, чтобы увидеть свет во тьме.
29Фастольф снова покраснел, на этот раз, быть может, от гнева, но голос его звучал по-прежнему мягко:
— Не выводите меня из себя, мистер Бейли. Я вам ответил. Мне было жаль Глэдию, и я подумал, что Джандер составит ей компанию. С вами я говорил более откровенно, чем с кем-либо другим, во-первых, из-за своего положения, а во-вторых, потому, что вы не аврорец, и в ответ прошу соответствующего уважения.
Бейли прикусил губу. Он не на Земле, у него нет здесь официальной власти, а на карту поставлено больше, чем его профессиональная гордость.
— Извините, доктор Фастольф, если я задел ваши чувства. Я не имел намерения обвинить вас в неискренности или нежелании помочь. Тем не менее, я не могу действовать, не зная всей правды. Позвольте мне предположить ваш возможный ответ, каким я его вижу, и вы скажете, прав я частично или полностью не прав. Не могло быть так, что вы дали Джандера Глэдии, чтобы он служил для удовлетворения ее сексуальной потребности, и она, таким образом, не имела бы случая предлагать себя вам? Может быть, это не было сознательной причиной, но подумайте об этом сейчас. Возможно ли, чтобы такая мысль содействовала подарку?
