Василий Головачев - Черный человек. Книга 2
— Мне кажется, вы ошибаетесь, Клим, — мягко сказал Ромашин. — На Маате мы видели, что «черные люди» владеют пусть и необычной, неантропоморфной, но технологией, и довольно высокой.
— Я и не отрицаю, но эта технология, точнее, сумма знаний, необходимых для жизнедеятельности и решения поставленных задач, вложена в генофонд Маата их создателями или, как они называют, Вершителями. «Черные люди» — не только не разумные существа, они еще и не живые — опять же в том смысле, как формулирует эту проблему земная наука. Они занимают промежуточное положение между живыми и неживыми объектами, и выращивались Вершителями с помощью синтетических процессов типа направленного роста кристаллов и роста растительных клеток одновременно. Впрочем, это может волновать только специалистов.
— Меня тоже, — громыхнул Железовский, сменив позу. — Но ты не дал примеров тех знаний, которые маатане не используют.
— Сколько угодно. Вот один из самых эффектных примеров. Лептоны[34], по данным «черных людей», содержат информацию о том, что было, есть и будет во Вселенной! В памяти «черных» хранится и способ подключения к лептонному полю, но сами они никогда им не воспользовались! Впечатляет?
— Потому что если бы воспользовались — стали бы Вершителями, — подумав, проворчал Железовский. — Или их преемниками. Хороший пример, убедил. А еще?
— Маатане знают… хотя нет, это слово не отражает истины, точнее будет говорить — помнят, маатане помнят способы дальнодействующей связи, не основанной на «суперструнной» физике, способы просачивания сквозь материальные препятствия, методы реального раздвоения, вернее, многомерного умножения. Они помнят рецепты невидимости, приемы передвижения в пространстве — полета, основанного на фазовом согласовании атомных колебаний, и многое другое, и все это богатство почти никогда не было ими использовано.
Ромашин и Железовский переглянулись. В глазах математика скептицизм боролся с жадным интересом, во взгляде эксперта недоверия было больше, но на обоих слова Мальгина произвели одинаково сильное впечатление.
— А ты?… Ты сможешь воспользоваться этими методами? — Бас Железовского стал чуть хрипловатым.
Мальгин покачал головой, с понимающей улыбкой глядя на друзей.
— Я же сказал — вряд ли. Чтобы научиться летать по методу «черных запасов», человеку надо обладать гораздо большим объемом мозга и количеством специфических нервных центров, управляющих телом на атомарно-молекулярном уровне.
— А Шаламов или Лондон?
Мальгин нахмурился, помолчал.
— Не знаю. Может быть… не знаю.
Ромашин залпом допил напиток, дал команду «домовому», и киб принес бутылку виноградной шипучки и горячие тосты.
— Выпьем за освоение вашего драгоценного месторождения, Клим. Я имею в виду информацию. То, что вы рассказали, — поразительно! Желаю удачи!
Бокалы звякнули.
— Вкусно! — похвалил Железовский. — Где вы берете такое вино, Игнат?
— Мой друг с бульвара Славы Толя Новичихин — спец высокого класса по винам. Я подарю вам бутылку.
Математик посмотрел на ушедшего в себя Мальгина.
— Клим, ты сказал, что маатане почти никогда не использовали свои знания. Что это значит — почти?
— Среди них тоже есть и свои гении, интеллект которых звал их к осмыслению внутренних записей, к самопознанию, и свои идиоты, и просто больные. Маатанские города — в принципе гигантские перераспределители энергии и информации, а их «тюрьмы» — вспомните наш поход — тоже распределители, но особые, с функциями «психбольниц», изоляторов и «домов отдыха». — Мальгин очнулся, сбросил рассеянный взгляд, захрустел тостами. — Что касается пожеланий мне удачи, — хирург взглянул на Ромашина, — то, как говорят «черные люди»: бесконечный смысл лежит вне постижения конечного существа, коим является человек.
— Не будь пессимистом, мастер, — прогудел Железовский. — Ты себя еще не знаешь, а я чувствую в тебе глубину, которая не снилась даже интрасенсу. Поработай над собой, а я помогу. Итак, поговорим теперь о поиске Шаламова?
Мальгин не успел ответить: снова откуда-то издалека прилетел жалобный полусон-полузов, воспринимаемый на мысленном уровне, напоминающий плач ветра в ветвях дерева и печальную песню ручья. И тут же встрепенулось внутри чувство тревоги.
— Что с вами? — насторожился проницательный Ромашин.
— В чем дело? — спросил Харитон в унисон с Железовским.
— Не понимаю, — ответил Мальгин, делая усилие, чтобы поймать кончик связывающей его с кем-то нити, пытаясь определить источник пси-передачи, но только перегрузил мозг — по глазным яблокам, по сердцу, под желудком прошлись острые коготки боли. Мальгин посидел немного, успокаивая камертон нервной системы, не отвечая на тревожные взгляды товарищей, потом встал.
— Извините, Игнат, договорим позже. Что-то мне не по себе, хочу побыть один. Не обижайтесь.
— Ради бога!
— Позвони, если понадоблюсь, — коротко проговорил Железовский, подняв руку в прощальном жесте.
«Кто же зовет меня? — думал хирург, мчась на такси до метро, а потом на метро домой. Что его гнало домой — он не знал и не анализировал. — И почему зов такой тихий? Ведь даже Аристарх ничего не услышал… или я слышу просто эхо пси-работы собственного подсознания?»
— Предположение на уровне бреда, — возразил прямой, как судья, Харитон. — У тебя срабатывает субсенсорное восприятие, результат воздействия на психику маатанской информации.
— Зов очень слабый, но… понимаешь, я чувствую, что он предназначен именно мне. И в то же время я не могу его выделить, идентифицировать.
— Такое бывает между очень близкими людьми, возникает как бы резонанс душ, постоянный контакт пси-сфер.
— Но отец не интрасенс, он не способен дать сигнал в пси-диапазоне, Купава тоже. Карой? Не знаю… скорее всего тоже нет. Кто еще?
Харитон не ответил.
Глава 9
— Он не был с нами полностью откровенным, — сказал Ромашин.
— Знаю, — изрек Железовский, ушедший в размышления.
— Я имею в виду его рассказ о маатанских знаниях. Он знает больше, чем изволил поделиться, а главное, начинает догадываться, как эти знания применить… иначе разбился бы насмерть при падении. Клим мощный человечище, и я ему верю, но ему надо помогать, особенно в моменты сопротивления сидящему внутри «черному».
— Он справится, хотя вы правы, помогать ему необходимо. Не волнуйтесь, Игнат, в нужный момент я буду рядом.
Последние слова математика прозвучали хвастливо, и Ромашин улыбнулся про себя, подумал: дай бог нашему теляти вовка зъисты. Но вслух сказал:
