Джонатан Летем - Пистолет с музыкой
- Нет проблем, - буркнул он, не открывая глаз.
- Поблагодари за меня Нэнси.
- Ладно.
Он был профессионал до мозга костей, и я не мог не восхищаться им. Я бы даже предложил ему часть денег Энгьюина, если бы не боялся, что он швырнет их мне в лицо.
Я положил на тумбочку свою визитку и вышел на вечернюю улицу.
22
Дом на Кренберри-стрит осточертел мне. Я приехал туда как раз вовремя, чтобы полюбоваться на закат, отражающийся в окнах домов на том берегу. Но и закат не улучшил моего настроения. Слишком много я знал про дом и его обитателей. Много, да недостаточно, вот мне и пришлось снова стучать в дверь.
Ко мне вышла Пэнси Гринлиф. На секунду она замерла, широко раскрыв глаза, и казалось, будто мы не знакомы. Словно мы забыли о том, что последний раз, когда я был здесь, она выходила из наркотического сна и клялась, что убьет меня, если я вернусь. Секунда длилась достаточно долго, чтобы я начал сомневаться в том, что она вообще помнит нашу последнюю встречу. Потом она стиснула зубы, сощурила глаза, и ее рука вцепилась в дверь.
- Привет, Патриция.
Она не ответила.
- Вы выглядите лучше, - сказал я. - Приятно видеть. Нам надо поговорить.
- Я занята.
- Кто-то в гостях? - Я приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в глубь дома. - Челеста? Я и с ней хотел поговорить.
- Нет. Никого нет.
- Ясно. Вы хотите сказать, вы заняты так же, как вчера? Это нехорошее зелье, Пэнси. Я попросил, чтобы его посмотрели под микроскопом. Оно съест вас живьем.
- Это мое дело.
- Это дело Денни Фонеблюма, принцесса. Вы всего-навсего клиент.
Я прошел в дом, для чего мне пришлось отстранить ее плечом.
Войдя в гостиную, я слегка оцепенел при виде трех башкунчиков, чинно сидевших рядком на диване. Они никак не вписывались в этот дом. Их присутствие здесь напоминало дурную шутку, воспринятую всерьез. Даже котенок Саша - которой не было видно поблизости - подходила к этому дому куда больше, чем эти башкунчики. В ней было больше человеческого.
Барри сидел с краю, чуть отодвинувшись от других двух, его ярко-желтый парик все также нахлобучен несколько наискось. С другого краю сидел башкунчик в тоге, который отводил меня наверх в гостинице. Между ними расположился третий, которого я не знал, в маленьком красном костюме человека-паука, темных очках и бейсбольной кепке на лысой голове.
- Барри! - сказал я. - Давненько не виделись.
- Мистер Жопа, - откликнулся Барри. - Присаживайтесь.
Со спины ко мне подошла Пэнси. Я обернулся и улыбнулся ей, получив в ответ испепеляющий взгляд.
- Примите мои извинения, - заявил я. - У вас гости. Пожалуйста, продолжайте беседу. Я буду тих, как мышь.
Пэнси не сказала ничего. Барри наморщил лоб и буркнул:
- Тих, как миф.
Остальные башкунчики захихикали.
Пэнси стала за спинку незанятого кресла.
- Человек по фамилии Корнфельд искал вас здесь сегодня, - сказала она. - Он просил меня позвонить ему, если вы еще раз вломитесь ко мне.
- Парень из Отдела, - улыбнулся я. - Не стоит беспокоиться. Мелкая сошка. Он должен мне немного кармы, вот, должно быть, и хотел расплатиться.
- У вас неприятности, - продолжала она. - Мне бы надо ненавидеть вас Пока мне вас жалко.
- Спасибо, Пэнси. Вспомните обо мне в следующий раз, когда скатитесь с кровати на иглу.
- Почему бы тебе не исчезнуть, громила? - предложил Барри. - Ты нам мешаешь.
- Я всю жизнь кому-то мешаю, - сказал я, обращаясь к башкунчикам. - Уж простите меня.
Башкунчик в темных очках снял их и зацепил дужкой за воротник Он и тот, в простыне, уставились на меня темными провалами глаз, совершенно неподвижные, несмотря на водовороты эмоциональных завихрений, наполнявших комнату. Два лица создавали своеобразный стереоэффект.
Я повернулся к Пэнси.
- Я ищу Челесту, - сказал я. - Вы видели ее?
- Вы опоздали. Она была здесь утром, но уже уехала.
- Она не говорила, куда собирается?
- Она была очень расстроена. Она сказала, что вы отказались помочь ей. Она хотела позвонить инквизитору Моргенлендеру и сказать ему, что Ортон невиновен.
- Что вы ей ответили?
Рука Пэнси судорожно вцепилась в спинку кресла, а глаза уставились в пол. Потом она обиженно посмотрела на меня.
- Я сказала, что это глупо. Ясно же, что это сделал Ортон. - Ее щеки пылали, но она не отводила взгляда.
- Смелое заявление, - заметил я.
- Идите к черту, - сказала она, повернулась и вышла из комнаты.
Я прислушался и различил ее шаги по ковру лестницы. Потом скрип кроватных пружин наверху.
Барри казался довольным, как будто это он режиссировал поступки Пэнси и радовался тому, как точно она все исполняет. Стереопара только вращала глазами, словно зрители на теннисном матче.
- Почему ты вернулся? - спросил я.
- Я не был здесь несколько недель. И судя по вашим словам, здесь становится интересно.
- Ну и как?
- Я был прав. Интересно.
- Ты любишь свою мать, Барри?
- Я не люблю ничего. - Он произнес слово так, словно он знает, что оно означает, а я нет.
- Тогда то, что я собираюсь сказать, тебе без разницы.
- До сих пор было именно так.
Я сделал глубокий вдох До меня дошло.
- Твою мать зовут Челеста Стенхант, не Пэнси Гринлиф. Не сразу, но я понял это. Пэнси работает на Денни Фонеблюма, но никто не признается в том, что же она делает. Она работает _нянькой_, Барри. Или работала, пока ты не вылетел из гнезда.
Барри только ухмыльнулся.
- Знали бы вы, как мало это меня интересует.
- Я тебе не верю.
- Вам меня не понять.
- Возможно.
Я подошел к кухонному блоку, нашел стеклянный стакан и налил воды из-под крана.
- Вы так и не ответили на мой вопрос, - сказал Барри.
- Какой еще вопрос?
- Каково быть тем, кем вы есть?
- Ты задавал его по-другому. Там присутствовали слова, которых я не знаю.
- Вы жопа, - сказал Барри. - Самая гнусная жопа. Вам кажется, что вы представляете Справедливость, или Истину, или еще что.
Прежде чем ответить, я сделал большой глоток воды. Он начинал действовать мне на нервы, пусть ему было всего три года.
- Истина и Справедливость. Не уверен, что ты вообще понимаешь, о чем говоришь. Для тебя это просто слова. Истина и Справедливость. Красивые, звонкие слова.
Я взял себя в руки. Распинаться перед башкунчиками - пустая трата времени. Да и не только перед ними.
И тут я совершил ошибку, решив дать им повод для размышления.
- Я могу сказать вам, что считаю Истину и Справедливость двумя совершенно разными вещами.
Один из стереопары пришел в восторг. Он повернулся ко второму:
- Я могу сказать тебе, что считаю Истину и Справедливость четырьмя совершенно разными вещами.
- А я могу сказать вам, - подхватил второй, - что Любовь и Деньги шесть совершенно разных вещей.
