Коллектив авторов - Полдень, XXI век (октябрь 2011)
– А пробовал ли ты прокормиться своим трудом, милый юноша? – вкрадчиво спрашиваю я, пряча яд под маской любезности.
– Да, конечно, – всхлипывает он. – Я освоил… э-э… мастерство плетения. Но никто не ценит мою работу. Всем заправляют две семьи, а новичков порочат, распускают о них грязные слухи. До сих пор не удалось продать ни одной корзины. Мне нечего есть. Я уже подумываю о том, чтобы… – Не в силах выговорить страшные слова, он закрывает руками лицо, и его плечи трясутся от рыданий.
В этом месте полагается прочитать юнцу мораль. Но не очень длинную. Их, ослепленных призраком скорой наживы, в Саду побывало столько, что меня уже тошнит от наставлений. В высшей степени мудрых и столь же бесполезных…
– Хорошо, – говорю я. – Мне жаль тебя, бедный юноша. Но здесь ты не добудешь богатства. Только там, в своей стране. Если, конечно, очень ради этого постараешься. Чем быстрее доберешься до дома, тем раньше начнешь восхождение к своей заветной мечте. А чтобы придать тебе скорости…
Я издаю негромкий свист, и на парня проливается живой дождь. Это зеленые длиннотелые муравьи-портные – они живут среди ветвей в круглых гнездах, сшитых из листьев. Спустя пару мгновений плетельщик-неудачник начинает вопить, словно его обварили кипятком. Еще бы! Эти крошечные создания, если их потревожить, бесстрашно атакуют все живое, а их укусы вызывают жгучую боль.
Бедолага, продолжая орать, катается по траве. Затем вскакивает, пытаясь стряхнуть с себя разъяренных насекомых, и наконец пускается наутек. Только пятки сверкают! Наверное, у него хватит ума по дороге сорвать всю одежду и избавиться от муравьев, впившихся в кожу челюстями-щипцами. Если же нет – я ему не завидую. В любом случае сюда уже не вернется.
Впрочем, стоит ли размышлять над участью незадачливого воришки? Тем более что уже на подходе следующий. Перед тем, как встретить его, я принимаю другой облик – более привычный для смертных.
Вот он, второй пришелец! Угловатые черты лица. Хищный орлиный нос. Короткая жгуче-черная борода, заостренная, как наконечник копья. Глубоко посаженные глаза. Кажется, будто они выглядывают из бойниц в стене мрачной неприступной крепости. Одет с вызывающей роскошью – не иначе, кто-то из местных князьков.
– Что ты забыл в моем саду? – грозно спрашиваю я.
Удивительно, но он не боится! То ли не понимает, с кем
имеет дело, то ли верит в свою исключительность. Я знавал таких людей. Как они любили высокопарные имена, повергающие в трепет целые народы! Бич Божий, Сотрясатель Вселенной… И где же теперь эти сотрясатели, колебатели и сокрушители? Никто не избежал общей участи – все превратились в такие же ничтожные кучки праха, как и жертвы их необузданной жестокости.
– Я ищу Дерево власти, – надменно произносит человек с орлиным носом.
– Ты похож на правителя. Тебе мало собственной власти?
– Я хочу большего! – он выпячивает грудь и откидывает голову назад, уставив на меня острие бороды. – Земли соседей богаты и плодородны. Я пройду их огнем и мечом, а после этого мне покорятся соседи соседей. Пусть вся земля содрогается под копытами моих коней – до самого океана!
– А ты не боишься так широко шагать?
Он издает странные звуки, похожие на орлиный клекот. Сразу и не догадаешься, что это смех.
– Кого мне бояться?.. – властолюбец произносит эти слова так, словно за ними должно последовать: «…глупый страж». Но я делаю вид, что не замечаю унизительного тона.
– Нет властителя настолько сильного, чтобы не нашелся более сильный, – втолковываю я ему. Как задиристому мальчишке, который запугал деревянным мечом всех сверстников на своей улице и теперь уверен, что держит в страхе целый город.
Снова слышится клекот.
– Это речь не воина, а труса. Если полководец начинает бояться врага, он превращается в презренную падаль.
– Тогда зачем же тебе плод Дерева власти, о бесстрашный и непобедимый воин?
Он чувствует насмешку в моих словах, и его втиснутые в «бойницы» глаза зловеще вспыхивают. Но это уже не имеет никакого значения.
Я принимаю облик демона, который всегда внушает смертным наибольший ужас, и начинаю расти. Вскоре самые высокие деревья Сада становятся мне по пояс. Несостоявшийся повелитель мира пятится, спотыкается о выступающий из земли корень и падает. Тут же вскакивает, и я не узнаю его лица – теряя угловатость, оно словно размягчается и оплывает. Даже орлиный нос обвисает так, что вот-вот дотянется до внезапно задрожавшей верхней губы.
Маленький, слабый, смешной человечек… Я протягиваю руку, подхватываю его и возношу на высоту, откуда он может насладиться великолепным видом. Да, мой сад изумительно красив. Настолько, что лучшей картины, которую можно пожелать себе за миг до небытия, и придумать нельзя.
Мое дыхание жарче, чем наводящий страх на путников знойный ветер хамсин. Я дую вполсилы, но этого достаточно. Фигурка на моей ладони вспыхивает, чернеет, превращается в уголек, затем – в крохотную песчинку. Я начинаю дуть в полную силу, и жалкая крупинка, еще недавно мечтавшая о величии, поднимается в воздух. Ей предстоит долгий полет на юг, пока она не достигнет Великой пустыни и не упадет в один из барханов, смешавшись с мириадами других песчинок. Вот судьба, которой ты заслуживаешь, великий воин. Вот необъятные покоренные земли, вот твои бесчисленные подданные. Владей!
Теперь можно продолжить обход. Третьего охотника за чудесными плодами долго ждать не приходится. Он стар и сгорблен, заметно припадает на правую ногу, выжженное солнцем лицо изрезано морщинами. Но, похоже, знавал лучшие времена. Об этом говорит расшитая узорами одежда из дорогой ткани. Когда-то ее не постыдился бы надеть и видный сановник, но теперь она обтрепалась, полы халата обросли бахромой, а края рукавов протерлись до дыр.
Что задумал этот согнутый годами человек? Вернуть себе молодость? Или былое расположение властелина? А может, он хочет и того, и другого?
Я уже не гигант, показавший горе-воителю, чего стоят его потуги на беспредельную власть перед лицом вечности. Вернулся к предыдущему облику, но впечатление все еще произвожу. Стоит ли удивляться, что старичок стоит ни жив ни мертв?
– Кто ты? – спрашиваю я. Властно, но не так грозно, как гордеца с орлиным носом. Мне не хочется, чтобы у незваного гостя от страха отнялся язык.
Опасения не напрасны: перед тем, как выдавить из себя первые слова, старик какое-то время беззвучно шевелит губами.
– Когда-то, господин, я был придворным садовником, – произносит он наконец.
– Неужели?
– Истинная правда, господин. И очень неплохим. Люди говорили, что я могу творить чудеса. Что под моими руками даже верблюжья колючка превращается в усыпанный цветами олеандр. Но… – он снова жует губами и как будто становится еще ниже ростом. – Я уже много лет не входил за дворцовую ограду. Кто-то из вельмож посчитал, что преклонный возраст стал помехой моему искусству. Хотя я готов доказать, господин, что этот не так!
