Сергей Болотников - Действо
Хорошо, что не успела как следует начать красить. Все поправимо.
На кухне ее ожидала мать. Смотрела масляно и выжидательно. Анна сразу поняла, что та в очередной раз решила сменить гнев на милость, и вместо кнута попробовать сладкий пряник:
-Садись, чай готов, - сказала мать, - потом с Дзеном погуляешь?
-Я не могу, - хмуро молвила Анна, - мне рисовать надо.
-Новое что?
Анна уставилась на родительницу - опять замыслила что, или все-таки проблеск сознания?
-Новое...
-Анна, - произнесла мать, - а ты не пробовала рисовать что ни будь такое... поближе к реальности?
-Рисую, что рисуется. Пейзажи мне не интересны, а для портретов... может быть, не хватает мастерства?
Мать, помолчав, сказала:
-Я ж не просто так говорю... мне просто тут встретился Николай Петрович, ты его знаешь... Он увидел, как ты стоишь, рисуешь и предложил... в общем, он сказал, что может твои картины пристроить!
Вот это да! Анна оторвалась от еды и посмотрела на маму во все глаза. Вот уж откуда не ожидала поддержки!
-Ты это серьезно?
-Серьезно.
Все-таки хороший день. Может быть, даже очень хороший.
-Вообще-то у меня есть кое-что... - медленно сказала художница, которое ближе к реальности...
-Ну вот и хорошо, - сказала мать, поднимаясь, - а Николай Петрович обещал заглянуть к концу недели. Покажешь ему свою картину.
Анна кивнула. После завтрака взяла Дзена и в смятенных чувствах отправилась на прогулку. С неба шел снег и засыпал давешний конверт - бумага вся просырела, но почерк не расплылся - чернила были въедливые.
Так никто и не поднял.
Дзен шагал впереди, аккуратно ставя огненно рыжие лапы в снег, диковинный фиолетовый язык на миг возникал в пасти, глаза были непроницаемые. Анна размышляла.
-"Что же это" - думала она, - "конец войне? Конец придиркам? Разве такое бывает? Раз - и переменилось все. А если и вправду картину пристроят? Ее купят, за нее заплатят деньги? И это будут ЕЕ деньги. Честно ею заработанные! А за этой могут пойти и другие, и дальше!"
Перед Анной на миг распахнулись и замаячили самые, что ни на есть радостные перспективы, что зачастую распахиваются перед каждым человеком творческим, потому как наделены они, как правило, не только талантом, но и непомерными амбициями. Фантазия скромной художницы Анны разыгралась, и мерещились ей уже персональные выставки, презентации, разговоры в элитных кругах, вспышки фотоаппаратов, фанаты и, может быть, поклонники.
Из сладких грез ее вывел Дзен - резко дернув поводок. Анна очнулась и оказалось, что она стоит как раз на том месте, где рисовала вчера картину. Отсюда симметричность двора была видна очень отчетливо.
Чтобы картину купили, она должна быть хорошей - решила Анна, а значит теперь надо работать, работать и еще раз работать. Не для себя - для других, чтобы приняли, чтобы оценили. Что бы Николай Петрович - облеченный связями знакомый матери, нашел показанное полотно достойным.
-Мы будем работать Дзен, - сказала Анна и сквозь снегопад поспешила домой, - будем работать над собой.
Дзен волокся позади на своем поводке, и недоумевал из-за такого скорого завершения выгула. А возможно он просто знал, к чему зачастую приводит фанатичное самоуглубленное творчество!
Весь следующий день она рисовала - исправляла, выравнивала, перерисовывала, а под конец стала слой за слоем класть сероватые мазки краски. Дошло до того, что стояла с линейкой и измеряла углы и расстояния, дабы достигнуть стопроцентной симметрии. А потом стала лихорадочно придавать дому и его зеркальному близнецу глубину и цвет. Картина шла. Получалась, и симметричность вновь возвращалась на нее.
Где-то к вечеру мать заглянула к ней в комнату, и некоторое время смотрела, как ее сумасшедшее чадо рисует. По комнате разбросаны кисти, куски дешевого холста, а на огненной шерсти Дзена просматривается пятно цвета небесной синевы. Ничего так и не сказав, мать ушла, а Анна так ничего и не заметила.
Оторвалась от увлекательного занятия только вечером, когда ранние зимние сумерки напомнили о существовании электрического света. Анна отошла на метр, оглядела картину издали - именно так их и надо оценивать.
Она сумела - симметрия восторжествовала и была тождественна с идеалом всех симметрий - видом рельсовых путей из кабины локомотива. Дома были одинаковыми, угрюмые, в серых красках, что еще больше подчеркивал небесный лоскут над плоскими крышами. И все хотелось найти то место, где кончается прозрачный зимний воздух, и начинается амальгированное стекло.
-Вот так, - сказала Анна, - теперь правильно.
Из окна полотно подсвечивала луна - стареющая, тощает с каждым днем, а ведь девять дней назад была такая огромная, полная, висела низко над крышами! Картина в ее лучах приобрела вид загадочный и древний.
Она была далека от завершенности, но главное художница сумела - суть была ухвачена, зафиксирована и упрятана под несколько слоев мощно пахнущей масляной краски.
-И назвать "Зеркало весны!" - произнесла Анна, - Туманно и напыщенно.
Довольная, как всякий обильно самовыразившийся человек творческий, она остаток дня провела в мелких, приятных делах и мечтах. Не известно как рисовать, а вот мечтать у нее получалось лучше всего.
Мнился ей белый-белый зал, яркие галогеновые софиты, скрипучий паркет, собственные картины на светлых стенах, а между софитами и паркетом пожилые эстеты с одобрительными усмешками и восхищенная молодежь. А в стороне она Анна, скромно и не бросаясь в глаза, но вот только увидев ее, глаза посетителей распахиваются, сияют восторгом - вот же она, автор, здесь, гениально, великолепно, вы молодое дарование, у вас все будет.
И предложение купить картину за многозначную сумму от солидного, представительного мужчины в дорогом костюме.
Мечты были не новые, но как заклинившая пленка возникали в честолюбивом сознании двадцатилетней девушки Анны снова, снова и снова.
Весь вечер она наигрывала на старом материном пианино мелодии из масштабных заокеанских мелодрам.
Белый свет моргнул - ночь прошла.
Анна открыла глаза и посмотрела на картину - та, стояла совсем рядом с постелью - видимо сама художница поставила ее так, что б было видно. Когда, правда, не помнила.
Серая краска на грубом холсте, синее небо сверху. Два дома и один...
Секунду художница наблюдала свое гениальное творение, свой отделанный позолотой билет в светлое будущее, а потом грязно выругалась. Мать, услышь это, несомненно, была бы шокирована, но Анна в тот миг и не вспоминала о матери.
Картину перекосило. Выглядело это так, словно полотно разбил немалых размеров флюс, исказив и смазав все перспективы. Левый дом выпятился, искривился, как на известной картине Дали, став чуть ли не в полтора раза крупнее своего дойника. И он играл красками - непередаваемыми оттенками серого в черно-белом телевизоре. Близнец же остался как есть - на фоне вздувшегося напарника скучный и убого-мышиного цвета.
