Октавия Батлер - Рассвет
Он снова схватил ее за плечи и на этот раз неуклюже попытался поцеловать ее. Точно так же, когда-то давно, еще в школе, к ней лезли лизаться распаленные мальчишки. Такие ласки никогда не беспокоили ее. Но несмотря на свой страх, вопреки самой себе, она ответила ему. Потому что в этом было нечто большее, чем несколько мгновений ворованного удовольствия.
— Послушай, — сказала ему она, когда он наконец отстранился, — мне совершенно не хочется устраивать тут представление для оанкали.
— Какая разница, смотрят они на нас или нет? Они не люди и ничего не поймут. Стала бы ты стесняться собаки?
— Дело не в них, а во мне.
— Лилит, — сказал он, покачивая головой, — они всегда следили за нами и будут следить.
— Для меня это все равно важно, — ответила она. — А кроме того, мне совсем не улыбается подарить им для их экспериментов ребенка.
— Может быть они уже получили его от тебя.
Неожиданность потрясения и страх заставили ее промолчать в ответ, но ее рука непроизвольно метнулась к животу, где под курткой скрывался ее шрам.
— Они называют это «обычная сделка», но до сих пор еще не получили от нас столько, сколько в этом смысле ими обычно подразумевается, — сказал он. — Большая часть из того, что у них есть — это люди Динсо, иначе говоря те, кто изъявили желание вернуться на Землю. У Тоахт здесь людей очень мало. И они хотят, чтобы родились еще — вот такая у меня догадка.
— И они занимаются этим, пока мы спим? Каким-то образом они…
— Каким-то образом! — прошипел он. — Святая простота! Да они не перед чем не остановятся! Они забирают семя от мужчин и женщин, которые даже никогда не знали друг друга, само собой без их на то ведома, оплодотворяют женщин, которые вынашивают им детей ничего не подозревая, и когда эти дети появляются на свет, они не знают ни свою мать, ни отца. Это только мои догадки, потому что, вполне возможно, они уже научились донашивать зародыши в каком-нибудь из своих прирученных животных. Им ничего не стоит вырастить животное, которое смогло бы служить искусственной утробой — для того чтобы выращивать человеческих личинок, как они наверное нас называют. Или, может быть, им вообще для таких дел не нужны ни мужчины, ни женщины — может быть они обходятся пробой кожи или наших выделений — и из этого материала выращивают ребенка — может помнишь, когда-то это называлось клонированием. А может быть для этой цели они используют свои отпечатки — и ради Бога не спрашивай меня, что это такое, их отпечатки. Эта такая штука, при помощи которой они смогут получить точную копию тебя и через сто лет, даже если ты погибнешь и тело твое будет уничтожено, или сгниет и от него ничего не останется. И это только начало. Они умеют творить с людьми такое, для чего у меня даже нет слов. Единственное, на что они, похоже, не способны, это оставить нас в покое. Поэтому за себя нам придется бороться самим.
Прикосновение его рук, которые лежали на ее плечах, было почти нежным.
— Остается надеяться на то, что до сих пор они ничего такого с тобой не сотворили.
Внезапно он сильно ее встряхнул.
— Хочешь знать сколько детей они от меня получили? «Твой генетический материал был использован для созданий более семидесяти детей», вот как они мне сказали. А я за все время пока нахожусь здесь еще ни разу не видел ни одной женщины.
Он замолчал и несколько секунд пристально смотрел на нее, и под этим взглядом она задрожала от страха и от жалости к нему и ужасно захотела его оттолкнуть. Он был первым человеческим существом, которое она видела перед собой за многие годы, и вот теперь единственное, о чем она могла думать — это как скорее убраться от него подальше.
О том чтобы драться с ним, не могло быть и речи. Она была высокой женщиной и всегда считала себя сильной, но он был значительно крупнее ее — футов шесть с половиной, а то и выше, и очень крепкий.
— У них было сто пятьдесят лет для того, чтобы разобраться с нами как следует, — сказала ему она. — Может быть, мы не можем заставить их остановиться, но и помогать им мы не обязаны.
— Да черт с ними!
Он попытался расстегнуть ее куртку.
— Нет! — выкрикнула она, намеренно резко и пронзительно, чтобы испугать его. — Мы не животные. Так сводят жеребцов и кобыл, чтобы потом опять развести их по стойлам, когда они закончат друг с другом. Но лошадям все равно. Они просто животные.
Он уже разорвал ее куртку и возился теперь с брюками.
Резко оттолкнув его от себя и вложив в толчок всю массу своего тела, она сумела освободиться.
Он опрокинулся на спину, но с неожиданной проворностью вскочил на ноги и снова был над ней.
Вскрикнув, она перекинула ноги по другую сторону платформы, на которой сидела и быстро соскочила там на пол. Теперь они была разделены платформой и находились каждый со своей стороны от нее. Он немедленно метнулся к ней вокруг.
Она снова перебросила через платформу ноги и оказалась по другую сторону опять.
— Ты ведешь себя, как цепной пес. Ты цепной пес оанкали! — крикнула ему она. — Опомнись и посмотри на себя со стороны. Возьми себя в руки.
Он снова бросился к ней, похоже уже не обращая на ее слова внимания. Он был ужасно возбужден и твердо настроен добиться своего. Вскочив на платформу, он перехватил ее. Она сумела вырваться, но он загнал ее в угол.
— Сколько раз ты делал это для них раньше! — в отчаянии закричала она. — Была у тебя на Земле сестра? Или ты ее тоже забыл? Может быть они и сестру твою к тебе приводили и ты делал с ней все по их указке?
Он поймал ее за руку и дернул на себя.
— И перед своей матерью ты тоже не остановился бы?
Он замер и она взмолилась Богу, чтобы эти слова задели его рассудок.
— Ты слышишь — я говорю про твою мать. Ты не видел ее с четырнадцати лет. Ты мог и не узнать ее, когда они приводили ее к тебе…
Он ударил ее.
Потрясенная от внезапной вспышки боли, она упала перед ним на колени, и он оттолкнул ее, словно ненавидел всей душой. Она растянулась на полу.
Упав на пол, она сильно и неудачно ударилась и почти потеряла сознание, когда он навис над ней.
— Никогда прежде я такого не делал, — прошипел ей он. — Никогда ни с одной женщиной. И кто знает, с кем или с чем они мешали то, что брали от меня.
Он замолчал, глядя на нее, лежащую у его ног.
— Они сказали мне, что я могу сделать это с тобой. И еще они сказали, что если ты захочешь, то сможешь здесь остаться. А ты взбеленилась и захотела вдруг уйти! Ты все испортила!
Коротко размахнувшись, он пнул ее ногой. Последнее, что она слышала проваливаясь в черноту беспамятства, было его хриплое грязное ругательство.
