Владимир Колотенко - Дети света
Лена просто поражена:
- Какой Каспаров? Вы и его клонировали?
- Нет-нет - Гарри. Гарик Каспаров. Он со всем своим прямодушием был искренне восхищен Сципионом. Они оба были счастливы. Рыба ищет где глубже, а наши - где счастье по биофидбеку. Интуиция и любопытство сделали свое дело, каждый получил то, что хотел...
- Гарик проиграл, видимо, потому что...- предполагает Лена.
- Да, как только ты прилепляешься, примазываешься к власти, ты уже в проигрыше. Ты - вляпался! Все рыло в грязи! А значит - проиграл. Не так ли?..
Вот такая получилась компания... А вот Наполеон...
- И Атлант женился на Нефертити?
- С Лениным была уйма проблем. И с Наполеоном. Мы прилетели...
- Ленин же умер!.. - недоумевает Лена.
- Да, ему повезло. Умер первый, тот, пробный, но был же второй... И седьмой, и семнадцатый... Да!
А вот Наполеон... Меня привезли...
- Что Наполеон? - спрашивает Лена.
- Меня поместили...
Тина вертит в руках неразлучный свой телефон, ей должны позвонить...
- Слушаю, слушаю, - говорит она, - я тебя слушаю.
А я ведь знаю, что слушает она только телефон. Важный звонок.
- Важный звонок? - спрашиваю я.
Она кивает. Говорит:
- Куда поместили?
- Мне, - говорю я, - предоставили лучшие апартаменты, белы-белые... Как... Салатовые и палевые оттенки... Тихие, мирные тона...
Лена кивает, мол, прекрасно, что дальше?
Она усаживается поудобнее, сидит молча, мучая телефон.
- Что дальше-то? Где это было?
- Ой, знаешь... эти хилеры... На Филиппинах!
- Киллеры?
- Эти филиппинские врачи, которые режут без ножа, хотели проникнуть... Ну, ты знаешь, как они лечат!
- Знаю...
- С брюшной полостью - это ясно. Тут можно замылить мозги. Можно целую руку просунуть в брюхо и вытащить кусок лишней кишки или желудка... С печёнками-селезёнками - это ясно. Но они хотели проникнуть в мой мозг... Руками! Думаешь я дамся?!
- Нет!
- Так вот в тот же день, вечером, уже ближе к двенадцати...
А вот и звонок!
- Да, - говорит Лена, - да! Да... да... да... Конечно-конечно! Да-да-да... Обязательно!.. Не вздумай! Да! Конечно, да! Я же сказала... Да!
И ни одного «нет».
И вот телефон летит на сидение кресла. Молчит!.. Лена всё ещё там, в телефоне, поэтому я тоже молчу. И вот глаза её обнаруживают меня снова.
- Да, - говорит она ещё раз, - я слушаю. Так куда там тебя запроторили?
- Филиппины, - говорю я, - хилеры... Они хотели пролезть сквозь мою черепную коробку...
Лена смеётся. Это признак того, что ей удалось уговорить телефонного собеседника. Кто это был? Не всё ли теперь мне равно? Лена просто хохочет:
- Они не знали, с кем связались!
- Часы ещё не бабахнули полночь, - говорю я.
- Да, - всё ещё смеясь, - говорит Лена.
Я любуюсь её улыбкой! Жду.
- И вот представь себе вот что, - продолжаю я, - я пытаюсь в этом сам разобраться, не привлекая пока... Я даже тебя не хотел посвящать...
- В чём разобраться?
- Приходит вдруг и садится напротив...
- Кто и куда приходит и зачем садится? - спрашивает Лена.
- Знаешь, это такая тёмная штуковина... Я даже не знаю, стоит ли тебе... Ладно - рискну. Только не суди строго...
- Рест...
- О'кей... Слушай же, слушай... Кто бы мог... Я поясню... Всё дело в том, что...
- Ты рассказывай, я пойму, - настаивает Лена.
- Наполеон, - говорю я.
Хорошо! Раз ты настаиваешь... Что ж!.. Тебе и расхлёбывать!
- Приходит и садится...
Теперь тишина. Молчание.
- Иииии... - говорю я.
- Стоп! - говорит Лена.
Пауза.
Лена щурится, всматривается в мои глаза, что-то тихо бормочет.
Ты же настаивала, думаю я, так теперь имей терпение выслушать.
Лена словно читает мои мысли, кивает, мол, ладно, говори.
Я говорю:
- Ну, кто бы мог подумать, что сам Марат, говорит Наполеон, съест дохлую собаку? И где? Какое-то забытое богом Тарутино! Язык отказывается произносить, а мозг просто вянет, не в состоянии принять это!..
Император в ярости отстраняет руку полкового врача:
- Оставь же меня!
- Наполеон? - спрашивает Лена.
Я киваю: Наполеон!
Ссадина на скуле уже не кровоточит, так что нет нужды ею и заниматься. Наполеон просто взбешён, он мечется по моим апартаментам из угла в угол, то и дело хлопая себя ладонями по бедрам, словно подгоняя себя. Куда он торопится? Чем он прогневан? Ниточка корпии, прилипшая к ссадине, развевается как маленький победительный флаг, словно император звал за собою полки, а огонь свечи, вздрагивая, пугливо прижимается к огарку, ища у него защиты от разъяренного хозяина.
- Где же он, где он? Почему его нет до сих пор?
Вопросы повисают в воздухе дамокловыми мечами...
Кого ждёт император? И какую весть ему должны сообщить?
Наконец, входная дверь, заскрипев, отворяется, пропуская долгожданного гостя... Жора, не оглядываясь, произносит:
- Наконец-то...
- Жора? - спрашивает Лена.
- Жора, - киваю я.
Снова пауза тишины.
- Наконец-то, - повторяет Жора и раскуривает свою трубку.
Всем становится ясно, что...
- Мне не совсем ясно, - говорит Лена, - что значит ваше «ясно». И кого же дождался твой император?
- Жора, - говорю я, - давно бросил курить, и вот... не удержался. А ждали они, и Жора, и Наполеон, ждали... Собственно, это уже и неважно. Всё дело ведь вот в этой самой ниточке корпии, прилипшей к ссадине... С неё-то... Вот она... Куда же я её запроторил?
- Так бы и сказал, - говорит Лена, - теперь-то понятно! Ладно. Не ищи. Верю. Теперь понятно.
- Ага, вот она! - восклицаю я, - чёртова корпия... Нитка как нитка...
Что понятно?
- А эти хилеры так и не смогли, - говорю я, - установить диагноз. А кто бы мог? Ты веришь, что кто-то там понимает что-нибудь в моём мозге? Нет ну, ты скажи, ты можешь в это поверить?
- Никогда! - говорит Лена.
- На, держи! - говорю я, предлагая корпию Лене.
- Зачем?
- Чтобы поверить.
Лена встаёт и идёт к окну.
- Ладно, - говорит она, - верю. Спрячь! Ещё пригодится.
- Думаешь?
Лена закуривает. Думает.
Вот такая история с ниточкой!
Затем я снова рассказываю ей о нашем городе, о Ленине, о Папе, о художнике Спартаке... О Наполеоне - ни слова. О нём и так уже насказано- наговорено...
- Слушай, ну, а Шекспир, - спрашивает Лена, - его сладкозвучность и медоточивость по-прежнему...
- А как же: «Моя любовь к любви есть лишь любовь к пониманию любви».
- Да-да...
- Это Тициан и Рубенс в своем жанре.
- Рест, - не унимается Лена, - а вот этот ваш Лео, Леонардо да Винчи... Чем он вам открылся еще? Что еще выдающегося вы в нем нашли?
Это вопрос на засыпку: а, действительно, - что? Я думаю.
- Я думаю, - произношу я уверенно, - что вот что...
И непроизвольно чешу левой рукой свой затылок.
- Думаю, - затем говорю я, - что вся гениальность нашего Лео заключается в том, что он раскрыл нам всю тайну своего, так сказать, родителя. Его можно было слушать часами. Сутками!.. И...
- Да. И в чем же та тайна?
- Он распечатал язык картин.
- Язык?
- И не только картин. Как ты по буковкам читаешь своего любимого Лермонтова, так и мы теперь, глядя на его «Мадонну в скалах» или «Тайную вечерю» можем читать историю христианства. Ну, и ты же знаешь эту историю с указательным пальцем, упирающимся в небо! Его последняя работа «Святой Иоанн Креститель»...
- Да-да, - говорит Лена, - знаю-знаю...
На секунду задумывается, затем:
- Интересно, чем же кончилась история с Тиной?
- Она ещё не начиналась, - говорю я.
Лена недоумевает:
- Как?! А все эти твои опасения, все эти твои страхи и надежды?! И её стихи, и какие-то финифлюшки?! Ре-эст, поясни!
Ну, как тебе, милая моя, это пояснить? Это не просто история с Тиной. Это - история планеты! Так я думаю. А Лене говорю:
- Да ну её... эту Тину... С ней только проблемы...
- Какие проблемы?
Распечатывать эту тему о Тине у меня нет никакого желания.
- Да всё это, - говорю я, - мышиная возня... плод моего больного...
Как только речь заходит о моём, якобы, больном воображении, Лена тотчас меняет тему:
- И что же твой князь Альберт, - спрашивает она, - вы в Монако построили свою Пирамиду?
- А как же! Ты же сама могла вчера видеть...
- Ах, да!.. Ну, да!.. Видела-видела... Только знаешь...
И Тина тут же, на глазах, испаряется.
Но только на глазах...
Как у тех филиппинских хилеров!
А наполеоновскую корпию я сую в целлофановый пакетик и запечатываю - ещё пригодится...
Глава 12
К 2012 году заселили небольшой остров одними Эйнштейнами, другой - Шекспирами, а еще один, совсем крохотный - Ромео и Джульеттами, десять пар...
- Зачем?! Десять пар!
- Итак, мы выросли из коротких штанишек и вступили во взрослую жизнь. Оглянувшись назад, вслед за Чеховым я могу с сожалением заявить, что в детстве у нас не было детства. Я, конечно, имею в виду только наших героев.
