Евгений Прошкин - Слой Ноль
Виктор взял полотенце и нежно вытер у нее со лба пот.
— Может, мне за тебя замуж выйти? — усмехнулась она. — Возьмешь меня в жены, Витя?
— Теперь просто обязан.
Она достала из пачки сигарету.
— Водка у нас еще есть?
Несмотря на духоту, они почти протрезвели. В мозгу клубилось какое-то симпатичное марево. Жизнь удалась, и большего Мухин от нее не требовал. Хотелось лишь покурить и спокойно выпить еще по пятьдесят. И Виктор уже догадывался, чего ему захочется после, — в четырнадцать лет это можно делать круглые сутки.
— Сколько осталось? — спросил он.
— Несколько минут. Не успеем...
В дверь кто-то поскребся, и Виктор, заметив, что они сидят в полной тишине, открыл воду. В дверь постучали.
— Что за хамство? — проронила Люда. — Приспичило им!
— Вот и ты в бункере так же ломишься, — мстительно покивал Мухин.
— Да?.. Но сейчас ты со мной, а там с кем?
— А там с собой...
— Тоже компания, — сказала она, отодвигая защелку
— Вы чего это тут?.. — прищурился Юрий. — Людка! Танцевать будем?
Виктор вышел из ванной и заглянул к себе в комнату — двое блаженных продолжали о чем-то спорить а третий, похабно раскидавшись на его кровати, выводилл гортанью клокочущие трели. Остальные как бы отправились кого-то провожать, в действительности — прикупить водчонки и заодно проветриться перед следующим раундом. С кухни доносилось клацанье посуды и деловитая женская трескотня. Не в меру активный Юрий тоже зачем-то остался.
Виктор с Людой уселись за опустошенный стол. После спиртного аппетит воскрес, и Мухин принялся выгребать из кастрюли салат.
Юрий, помыкавшись где-то в коридоре, вновь нари совался в дверях.
— Людка! Танцевать!
— Пош-шел ты... — проронила она вполголоса. Но так, чтоб он услышал.
— Людок!.. Не дерзи мне! Давай лучше потанцуем. Витька, музыку!
— Мужик, отвали от нее, — тяжело произнес Мухин.
— Ты... да ты... ты как... — закудахтал Юрий. — Како я тебе мужик?! Ты как со взрослыми разговариваешь срань колесная? Танцуем!
Спотыкаясь о стулья, он пробрался между столом стенкой и ухватил Люду за локоть.
— Слышь, взрослый? — сказала она холодно. -Я тебе сейчас яйца оторву. И воробьям кину. Пусть смеются.
Юрий растерянно отшатнулся и заметил, что Виктор берет со стола нож.
— Шустрова! — заорал он. — Ты кого себе вырастила? Бандита какого-то вырастила!
Отложив нож, Мухин налил Люде компота и протянул вазочку с хлебом. Через мгновение в комнату влетела мать — в забрызганном фартуке, с недомытой тарелкой в руках. У нее за спиной маячила пьяненькая подруга.
— Юр, что случилось-то?..
Виктор и Люда безмятежно кушали «оливье».
— Молодцы, дети, молодцы, — растрогалась мама. — Витенька, покорми Людочку как следует, ей же уходить скоро.
— Скоро, — подтвердил Мухин.
— Шустрова! Твой Витька с ножиком на меня бросался!
— Юр, ну что ты... Ты бы со всеми на улицу... подышал бы.
— Да я как стекло, Шустрова! Ножик видишь? Вот с ним он и бросался! И в ванной он еще с этой... с невестой своей... Надо еще прове-ерить, что они там!..
— Глохни, падаль... — процедил Мухин. — В натуре, ведь кастрирую.
— Все, я ухожу, — сказала Люда.
— Я с тобой.
Виктор прорвался мимо ошарашенной матери и быстро переобулся. Он подозревал, что все закончится либо так, либо еще хуже. Он слишком отвык быть чьим-то сыном. Он давно уже был не сын, а просто Витя Мухин — сам по себе. Он только жалел, что перед уходом не увидит отца, не попрощается так, как хотел бы попрощаться. Но батя ушел за водкой для Юрия и других оглоедов.
— Людочку проводи, и сразу же домой, — сказала мать строго и многозначительно.
— Я сейчас вернусь, — ответил Мухин, плотно закрывая дверь. — Тебе не кажется, что нас здесь уже не должно быть? — спросил он у Люды.
— Кажется, — мрачно ответила она. — Уже минут пятнадцать, как не должно. Подождем еще.
— А потом?
— Потом... — Она грустно посмотрела на сырое пятно возле лифта и на закопченный какими-то умельцами "отолок. — Потом мы будем здесь жить. Наверно, это что-то там... что-то с нашими телами. Значит, мы остаюсь в этом слое.
— Подождем еще немного... — сказал Виктор. — А Сан Саныч?.. Шибанов?..
— Здесь они не те. Мы два года друг друга искали. Два года, чтоб собраться в одном слое...
— А таблетки?
— Нас ведь и без таблеток иногда перекидывает.
Внизу, скрипнув пружиной, грохнуло парадное. Зазвучали какие-то возбужденные голоса, среди которых Мухин расслышал и отцовский. Только теперь он не знал, радоваться ему своей задержке или огорчаться. Настоящий смысл Людиных слов дошел до него не сразу, а спустя пару секунд. И этот смысл был пугающе прост: не нравится жизнь — умри.
Лифт был занят, и они направились по лестнице пешком. Навстречу, благо третий этаж — не десятый, поднимались посвежевшие гости. Виктор, почти не различая лиц, каждому что-то рассеянно объяснял, а сам не переставал искать отца.
Папа, отягощенный хозяйственной сумкой, шел позади и толковал с каким-то мужчиной. В сегодняшнем сабантуе это был персонаж новый. Мухин почувствовал, что тонкая ладошка из его руки медленно выскалзывает.
Людмила остановилась и, привалившись к стене, захлопала ресницами. Виктор снова посмотрел на отца и ничего особенного...
—Он...
—Что?
— Он... — выдавила Люда и показала пальцем на батиного спутника.
Мужчина выглядел лет на пятьдесят — вероятно, тоже из сокурсников. У него был по-американски твердый подбородок и какие-то неприкаянные, беззащитные глаза.
— Привет, ребята, — добродушно произнес незнакомец.
— Он... — в третий раз молвила Люда. — Это Борис...
Глава 14
— Курочки у меня хорошенькие, кролей сотня с лишком, этой весной еще поросят завел... — хвастал Борис, и все почему-то верили.
Ногти у него были холеные, словно у дантиста, да и лицо для деревенского жителя казалось бледноватым, но врал он, надо признать, складно. В основном — про Дальний Восток, путину и водолазные работы.
Виктор и Люда, как порядочные дети, толклись рядом и слушали. Борис изредка косился в их сторону и будто говорил взглядом: «Сейчас, ребята, сейчас. Еще пару телег прогоню, и займемся делом».
Для того чтоб нормально вернуться домой, Мухину пришлось извиняться и перед матерью, и перед Юрием. Вроде утряслось — списали на переходный возраст и временное помутнение. Людмила чмокнула старого похабника в щеку — за это он вынес из ванной пустую бутылку и приобщил ее к длинной шеренге под столом. Мама с присутствием чужой девушки постепенно смирилась и уже раздумывала, как бы ее половчей припахать на кухне.
