Дэйв Эггерс - Сфера
– Я понимаю, – сказала Мэй. – Меня в колледже это мучило. Ты сам сообщаешь данные о своем здоровье, а в результате не данные, а полная катавасия. Три студента умерли от менингита, пока все сообразили, как он распространяется.
Доктор Вильялобос помрачнела:
– И ведь уже можно обойтись без таких крайностей. Нельзя ожидать, что студенты будут все сообщать сами. Это нужно делать за них, а они пускай себе учатся спокойно. Ты сама подумай. Одни только вензаболевания, гепатит С – если б эти данные были доступны, можно было бы принимать меры. А не гадать на кофейной гуще. Слышала про исландский эксперимент?
– Кажется, – сказала Мэй, но без особой уверенности.
– Ну, в Исландии невероятно гомогенное население, большинство жителей корнями уходит в многовековую историю острова. Кого ни возьми, генеалогия прослеживается на тысячу лет назад. Стали расшифровывать геномы исландцев, всех до единого, проследили всякие заболевания до истоков. Получили массу ценнейших данных. Ничего нет лучше стабильной и относительно гомогенной группы под действием одних и тех же факторов – и полезно исследовать ее во временной протяженности. Фиксированная группа, полнота информации – ключи к максимальному успеху. Короче, мы надеемся сделать нечто подобное. Если наблюдать всех нубов, а потом и все десять с лишним тысяч сфероидов, во-первых, мы будем засекать проблемы задолго до кризиса, а во-вторых, соберем данные о популяции в целом. Большинство нубов плюс-минус ровесники, в целом здоровы, даже инженеры, – сказала она и улыбнулась – очевидно, она так шутила отнюдь не впервые. – И если где какие отклонения, мы хотим знать – вдруг существуют тенденции, вдруг мы чему-то научимся. Разумно ведь?
Мэй отвлеклась – ее заворожил браслет.
– Мэй?
– Да. Прекрасно.
Браслет был красив – пульсирующий свод таблиц, числа, огоньки. Сердцебиение обозначалось тонко отрисованной розой – она распускалась и закрывалась. Снова и снова голубой молнией выстреливала ЭКГ. Температура крупно, зелеными цифрами, 98,6,[18] что напомнило ей о среднем рейтинге за день, 97, – надо исправлять.
– А это что? – спросила она. Под цифрами рядком располагались кнопки и значки.
– Ну, браслет умеет измерять еще кучу показателей. Если бегаешь, он покажет, сколько пробежала. Сравнивает частоту сердечных сокращений в покое и в активном состоянии. Измеряет индекс массы тела, прием калорий… Ага, ты приспособилась.
Мэй деловито экспериментировала. Она, пожалуй, никогда не видела столь элегантного предмета. Десятки уровней информации, каждая величина позволяет уточнить, вникнуть глубже. Она постучала по значению температуры – браслет показал температуру за прошедшие сутки, самую высокую, самую низкую, среднюю.
– И, разумеется, – прибавила доктор Вильялобос, – все данные хранятся в облаке и в твоем планшете – короче, где хочешь. Всегда доступны и постоянно обновляются. Если упадешь, ударишься головой и тебя заберет «скорая», фельдшеры мигом получат доступ к анамнезу.
– И это бесплатно?
– Конечно, бесплатно. Это входит в твою медицинскую страховку.
– Очень красивый, – сказала Мэй.
– Да, всем нравится. Теперь я задам стандартные вопросы. Когда была последняя менструация?
Мэй поразмыслила.
– Дней десять назад.
– Сексуально активна?
– Сейчас нет.
– А в целом?
– В целом – конечно.
– Противозачаточные принимаешь?
– Да.
– Хорошо. Если хочешь, мы продолжим выписывать. Перед уходом обратись к Тане, она тебе даст презервативы – сама понимаешь, таблетки спасают не от всего. Другие лекарства?
– Никаких.
– Антидепрессанты?
– Не-а.
– По-твоему, ты в целом счастлива?
– Счастлива.
– Аллергии?
– Да.
– А, правильно. У меня тут записано. Лошади – это жалко. Семейная история болезни?
– В моем возрасте?
– В любом возрасте. Родители? Они в добром здравии?
Она так спросила – так откровенно ожидала услышать в ответ «да», уже занесла стилус над планшетом, – что Мэй словно ударили под дых, и заговорить она не смогла.
– Ой, миленькая, – сказала врач, одной рукой обняла ее за плечи и притянула к себе. От нее слабо пахло цветами. – Ну тише, тише, – сказала она, и Мэй заплакала – плечи затряслись, из носа и глаз потекло. Она понимала, что мочит доктору Вильялобос хлопковый халат, но как будто снизошло освобождение, прощение, и Мэй вывалила всё: отцовские симптомы, его усталость, его неприятность в выходные. – Ой, Мэй, – сказала врач, гладя ее по волосам. – Мэй. Мэй.
Мэй не могла остановиться. Поведала про душегубство со страховкой и как мать остаток жизни будет заботиться об отце, любой процедуры добиваться с боем, часами говорить с этими людьми по телефону…
– Мэй, – наконец сказала доктор Вильялобос, – а ты не спрашивала в кадрах, нельзя ли добавить родителей к твоей страховке?
Мэй уставилась на нее:
– Что?
– Некоторым сфероидам включили в страховку близких в похожем положении. Я думаю, для тебя это вполне реально.
Мэй в жизни о таком не слыхала.
– Спроси в отделе кадров, – посоветовала врач. – А лучше, наверное, спроси Энни.
* * *– Что ж ты раньше не сказала? – вечером спросила Энни. Они сидели у нее в офисе, большом и белом, окна от пола до потолка, пара низких диванов. – Я ж не знала, что у твоих родителей такой кошмар со страховкой.
Мэй глядела на целую стену фотографий в рамках: сплошь деревья или кусты порнографических очертаний.
– По-моему, в последний раз их было штук шесть или семь, да?
– Да уж. Пошли слухи, будто я страстный коллекционер, и теперь мне что ни день дарят фотки. Чем дальше, тем похабнее. Вон ту наверху видишь? – Энни махнула на фотографию гигантского фаллического кактуса.
В дверях возникло медное лицо – тело пряталось за косяком.
– Я тебе нужна?
– Конечно, ты нужна, Вики, – ответила Энни. – Не уходи.
– Я думала успеть к началу Сахары.
– Вики. Не покидай меня, – с каменной физиономией воззвала Энни. – Я люблю тебя и не переживу разлуки.
Вики улыбнулась, но, видимо, ждала финала интермедии и позволения уйти.
– Ладно, – сказала Энни. – Мне бы тоже туда не помешало. Но я не могу. Так что иди ты.
Лицо Вики исчезло.
– Я ее знаю? – спросила Мэй.
– Она в моей команде, – сказала Энни. – Нас тут теперь десять, но Вики – мой контакт. Слыхала про это сахарское нечто?
– Кажется. – Мэй прочла объявление в ленте «Тропосферы» – вроде планируют подсчитать песчинки в Сахаре.
– Прости, мы про твоего отца говорили, – сказала Энни. – Я не понимаю, почему ты молчала.
Мэй сказала правду, а именно: ей не приходило в голову ни единого сценария, в котором отцовское здоровье пересеклось бы со «Сферой». Ни одна компания в стране не покрывает страховку родителей или братьев-сестер сотрудника.
